Удержать высоту - [6]
«Да-а, — невесело подумал Петр, — прав командир полка: за здорово живешь такую полоску не проскочишь даже на танках. Тут и черт ногу сломит».
Но с другой стороны, надолбы сейчас надежно прикрывали его от снайперов. Шутов привалился спиной к валунам, расстегнул планшетку. Отсюда, как из-за бруствера, просматривались боковые грани дота с выросшими на нем сосенками. Впрочем, граней как таковых обнаружить не удавалось. Бетонный колпак опускался в снег под сорокапятиградусным углом, словно козырек, на котором ни зацепки, ни щелочки. Взять такой снарядом очень не просто, трудно найти такой угол атаки, чтобы вонзить снаряд в наклонную плоскость. Хотя нет. Есть одна тоненькая полоска, бегущая вдоль земли и вдруг пропадающая через каких-то полметра. Трещина?
Лейтенант пристально, до рези в глазах, всмотрелся в нее. Нет, это не трещина в бетоне, а броневой щит, плита, прикрывающая до времени бойницу. Вот и краска слегка облупилась на заклепках, да и кронштейны, на которых она висит, можно различить. Через метр еще бойница. Другая. Третья.
Он быстро набрасывал в блокноте, сжимая не гнущимися от стужи пальцами карандаш, очертания амбразур дота. Но, по правде говоря, мороза не чувствовал. Все его внимание было отдано «ядовитой черепахе», как называли красноармейцы этих мастодонтов — долговременные огневые точки врага, или «миллионники», как с восторгом кричала о них щюцкоровская пропаганда, расхваливая на все лады совершенство инженерных заграждений на «неприступной» линии Маннергейма. По ее словам, такой дот мог выдержать удары до миллиона гаубичных снарядов.
Чуть меньшие бетонные сооружения, знал Шутов по своему небольшому опыту, составлявшие скелет обороны, сердцевину узла сопротивления, растянувшегося на три-четыре километра по фронту и до двух в глубину, прорезанные траншеями, усиленные пулеметными гнездами с бронеколпаками и стрелковыми ячейками, — прикрытые огнем артиллерии и двумя-тремя батальонами пехоты, взять было сложно. Хотя они и разрушались после нескольких точных ударов и разрывов бетонобойных снарядов 152-мм гаубиц.
Как поведет себя этот № 006, он не представлял. Судя по выросшим над ним деревьям, по количеству надолб и проволоки на подходах, этот «гриб», как и № 0011, самый крупный. Толщина стен тут наверняка больше двух метров армированного железобетона. Если в обычном, в три-четыре этажа глубиной, находилось до ста человек с прекрасно оборудованной казармой, кухней, офицерскими комнатами, коридорами, машинным залом, электростанцией, складами боеприпасов, с несколькими артиллерийскими орудиями в бойницах и пулеметами, то что может оказаться здесь?
Пара небольших выступов на самой макушке дота, догадался он, не дымоходы и не вентиляционные лючки, а прикрытые сейчас от посторонних глаз места для стереотрубы или дальномера. А такой новейший оптический прибор не могли поставить на второразрядное оборонительное сооружение. Так что задачка им досталась не на четыре действия арифметики, и без высшей математики здесь, пожалуй, не обойтись. А точнее, не обойтись без тончайшего расчета и смекалки…
«Что, если попробовать врезать по доту из 203-мм гаубицы уже сейчас, — подумал он, — испытать этот бетон на прочность с закрытой огневой позиции? Не получится. Вытащить орудия на прямую наводку и бить из них только по амбразурам?»
«Но сейчас это вряд ли возможно, — возразил он сам себе. — Начать методичный обстрел дотов — значит раскрыть замысел главного удара. Противник сразу же смекнет, сосредоточит на участке прорыва много сил, и тогда потери, потери… Так не пойдет».
«А может, «сочинить» прямую наводку в самый канун прорыва, чтобы враг и опомниться не успел? — осенила его догадка. — Только вот сумеют ли огневики за время артиллерийской подготовки подавить эти доты, разбить их?» — вкрадывалось сомнение.
Но мысль о прямой наводке казалась ему настолько верной, что уступать ее каким-то опасениям, поддаваться им не имело смысла.
«Прямая наводка, и только», — чуть ли не пела его душа.
Шутов настолько увлекся своими размышлениями, что даже не заметил, как несколько раз по валуну, за которым он сидел, цвикнули пули. Подполз поближе красноармеец с радиостанцией за плечами, тронул его за валенок:
— Товарищ лейтенант, снайпер бьет!
Услышав голос красноармейца, Петр повернул к нему голову. В ту же секунду буквально в сантиметре от его лица просвистела очередная пуля. Она громко звякнула по граниту, высекая из него сноп колючих осколков, и со звоном отрикошетила в сторону. Камешки больно обожгли лейтенанту щеку.
Петр медленно сполз в снег и остался лежать, откинув блокнот и неестественно поджав под себя руку, притворился мертвым. Только глаза его, весело подмигнув испуганному бойцу, смеялись.
— Ничего не поделаешь, — придется оставаться так до вечера, — прошептал он красноармейцу. — И постараться не замерзнуть. А на НП передайте: пусть прикроют нас в случае чего…
Связист, зарывшись в снегу, нажал кнопку тангеиты. До сумерек оставалось не так уж и много времени. А с таким командиром, как лейтенант Шутов, он был уверен, с ними ничего не случится.
Книга военного журналиста Виктора Литовкина рассказывает о боевых буднях российских солдат-миротворцев, принимавших участие в операциях по принуждению к миру и поддержанию мира на Кавказе и Балканах, в боях на территории Чечни. Особый интерес она представляет потому, что ее автор был непосредственным свидетелем и участником всех тех событий, которые описывает. За каждым ее сюжетом, очерком — реальная история того или иного невыдуманного человека, его жизнь и отношение к своему делу, которым он занимается здесь и сейчас.
Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.