Удержать высоту - [10]
— Разрешите мне? — нарушил он субординацию.
Взгляды офицеров опять сосредоточились на стоящем у стены с указкой в руках лейтенанте. Шутов повторил еще раз, стараясь придать своим словам солидность и весомость, без которой, понимал он, его просьба может выглядеть неубедительной.
— Разрешите мне командовать прямой наводкой, товарищ командарм 2-го ранга? Предложение мое — мне и отвечать за его осуществление.
Командующий повеселел:
— Этот вопрос не входит в мою компетенцию. Думаю, командиру полка виднее, кому поручить такое дело. Подменять его не будем. Но запомните, решение считается правильным, если доведено до конца…
Он сделал знак адъютанту. Тот быстро подал ему шинель и шапку. Помог Мерецкову одеться.
— Отчаянные у тебя хлопцы, Парсегов, — улыбнулся командарм начальнику артиллерии. — Если и в бою будут действовать так же смело, как на штабном совещании, в присутствии командующего, — не устоит Маннергейм… Ей богу, не устоит…
Отдал честь офицерам и направился к выходу.
— Товарищи офицеры, — прозвучал голос комдива и потонул в скрипе отодвигаемых лавок, стуке каблуков.
Захлопнулась дверь, впустив в комнату облако клубящегося морозного воздуха. И совещание продолжилось дальше.
ПРОРЫВ
…Ночь с 10-го на 11 февраля выдалась, как по заказу, морозной и темной. На небе, подернутом тонкой белесой пленкой тумана, ни звездочки. Даже луна, обычно по-зимнему яркая, светлая в эту студеную погоду, и то не показывалась из-за деревьев, спрятавшись, видимо, от сорокаградусной стужи в одном из прохладных и уютных уголков обжитого ею небосклона.
Непроницаемая чернота ночи была на руку артиллеристам, подтягивающим тяжелые 203-мм гаубицы поближе к переднему краю, на расстояние прямого выстрела. Огневые позиции, ориентиры они наметили заранее, поэтому найти дорогу в темноте не представляло труда. Тем более что саперы под руководством сержанта Петра Добрыдень прокатали, утрамбовали ее накануне толстыми сосновыми бревнами с прибитыми на торцах цепями. Смекалка командира отделения опять пришлась кстати. Трактора, многотонные орудия не вязли и не буксовали в глубоком и рыхлом, укрытом деревьями снегу. Да и площадки под гаубицы были тоже утоптаны, обнесены колючей проволокой.
— Ни один диверсантский комар не проскочит, — с гордостью доложил Шутову, вынырнув из темноты, сержант Добрыдень.
Петр поздоровался с командиром отделения саперов, как с добрым знакомым. Сердечно обнял его.
Комаров, конечно, в такую стужу опасаться не приходилось. А вот с диверсантами ухо держать востро нелишне. Встречался лейтенант с ними не раз. И не только у заграждений дота № 006. Целое отделение вражеских лыжников они обезвредили в боевых порядках 8-й батареи, когда Петр заменил погибшего лейтенанта Булавского. У старшего — финского офицера, прекрасно говорившего по-русски, оказались в сумке правила стрельбы из 203-мм гаубицы, на карте — координаты советских штабов, складов со снарядами. Со своей территории финны не могли до них достать, вот и решили обстрелять с наших огневых.
Недосмотри чуть-чуть, потеряй на мгновение бдительность, предосторожность — и беды не оберешься.
— Спасибо тебе за заботу, тезка, — Петр крепко пожал руку сержанту. — Твоя помощь нам очень пригодилась.
Перед ночным маршем Шутов приказал командиру 7-й батареи лейтенанту Василию Музыкину, выделенному вместе с ним на прямую наводку, распорядиться, чтобы двигатели тракторов красноармейцы обмотали ватниками, шинелями. И хотя слабое урчание натужно гудящих моторов все же пробивалось через вату и сукно, его можно было услышать в сотне-другой метров от батарей, как и скрипучий шорох медленно ползущих через лес тяжелых орудийных поездов, небольшой этот шум не демаскировал их, не разносился очень далеко, — и до подготовленных заранее огневых позиций они добрались беспрепятственно. К тому же на флангах стрелковых полков, да и по всему фронту опутанных колючей проволокой окопов, отвлекая от них внимание противника, то и дело гремели выстрелы, булькали, как закипающий самовар, минометы, лязгали сухим металлическим треском пулеметные очереди. Вспыхивали и гасли, прорезая на несколько минут шелестом распоротого полотна небесный свод, яркие, как вспышка молнии, осветительные ракеты.
Перестрелка, такая обыденная, привычная за последние зимние месяцы, не прерывалась даже по ночам. Она была на руку артиллеристам, замыслу Шутова.
— К бою! — скомандовал он.
И пока бойцы переводили гаубицы из походного положения в боевое, накатывали вперед со станин в орудийное ложе ствол, закрепляли его, монтировали кокор — корытообразный лоток для подачи к казеннику снарядов, устанавливали орудие на домкраты, быстро поднялся на высоту 65,5, у правого ската которой, на опушке леса, среди можжевеловых кустов, расположились огневые 7-й и 8-й батарей.
Лейтенант Николаев и красноармеец Булыгин встретили его у занесенных снегом дверей полуосыпавшегося НП с нескрываемой радостью.
— Начинается?!
В глазах командира взвода разведки застыл не то вопрос, не то ответ.
— Начинается, — подтвердил его догадку Петр. — Время «Ч» — 10.00. Но до этого мы должны разрушить доты № 006 и № 0011. До основания. Чтобы ни один выстрел, ни орудийный, ни пулеметный, из них не раздался.
Книга военного журналиста Виктора Литовкина рассказывает о боевых буднях российских солдат-миротворцев, принимавших участие в операциях по принуждению к миру и поддержанию мира на Кавказе и Балканах, в боях на территории Чечни. Особый интерес она представляет потому, что ее автор был непосредственным свидетелем и участником всех тех событий, которые описывает. За каждым ее сюжетом, очерком — реальная история того или иного невыдуманного человека, его жизнь и отношение к своему делу, которым он занимается здесь и сейчас.
В романе показана борьба югославских партизан против гитлеровцев. Автор художественно и правдиво описывает трудный и тернистый, полный опасностей и тревог путь партизанской части через боснийские лесистые горы и сожженные оккупантами села, через реку Дрину в Сербию, навстречу войскам Красной Армии. Образы героев, в особенности главные — Космаец, Катица, Штефек, Здравкица, Стева, — яркие, запоминающиеся. Картины югославской природы красочны и живописны. Автор романа Тихомир Михайлович Ачимович — бывший партизан Югославии, в настоящее время офицер Советской Армии.
Повесть о героической борьбе партизан и подпольщиков Брянщины против гитлеровских оккупантов в пору Великой Отечественной войны. В книге использованы воспоминания партизан и подпольщиков.Для массового читателя.
Авторы повествуют о школе мужества, которую прошел в период второй мировой войны 11-й авиационный истребительный полк Войска Польского, скомплектованный в СССР при активной помощи советских летчиков и инженеров. Красно-белые шашечки — опознавательный знак на плоскостях самолетов польских ВВС. Книга посвящена боевым будням полка в трудное для Советского Союза и Польши время — в период тяжелой борьбы с гитлеровской Германией. Авторы рассказывают, как рождалось и крепло братство по оружию между СССР и Польшей, о той громадной помощи, которую оказал Советский Союз Польше в строительстве ее вооруженных сил.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Константин Лордкипанидзе — виднейший грузинский прозаик. В «Избранное» включены его широко известные произведения: роман «Заря Колхиды», посвященный коллективизации и победе социалистических отношений в деревне, повесть «Мой первый комсомолец» — о первых годах Советской власти в Грузии, рассказы о Великой Отечественной войне и повесть-очерк «Горец вернулся в горы».
Дневник «русской мамы» — небольшой, но волнующий рассказ мужественной норвежской патриотки Марии Эстрем, которая в тяжелых условиях фашистской оккупации, рискуя своей жизнью, помогала советским военнопленным: передавала в лагерь пищу, одежду, медикаменты, литературу, укрывала в своем доме вырвавшихся из фашистского застенка. За это теплое человеческое отношение к людям за колючей проволокой норвежскую женщину Марию Эстрем назвали дорогим именем — «мамой», «русской мамой».