Ударная армия - [99]

Но Горбатов уже шел позади невысокой баррикады, и солдаты второй роты бросали окурки, смотрели на командира…

Шагал за командиром Борзов, забросив ремень автомата на плечо, словно и ротный, и его связной брели где-то по тылам полка, правя в военторг или в баню.

Наверняка по грудь высовывалась долговязая фигура гвардии капитана над обрезом баррикады, и то, что он медленно идет в полный рост, когда танки немцев доползли уже почти до половины площади, сразу сказало второй роте: с баррикады она не уйдет, не может уйти назад…

— Ребята! Берлин в этой стороне! — крикнул Горбатов и махнул длинной рукой в сторону ратуши…

— Ложись, Кузьмич, — сказал за его спиной Борзов.

Гвардии капитан глянул на подбегавшего артиллериста.

— Вали назад, Семен… Тут геройства не надо… Вали, вали!

Но за Хайкиным подбегали его управленцы, рвали гранаты из брезентовых сумок, карабкались по осыпавшимся грудам гранитных кубиков баррикады, примащивались рядом с пехотинцами.

Горбатов смотрел, как уже не четыре, а шесть «королевских тигров», приземистых, тяжелых даже на вид серых коробок, урча моторами, разворачивались на площади, все больше открывая правые борта, и вдруг ударили из длинных стволов почти залпом, и снова ударили… Но стволы поворачивались к выходу на площадь соседней улицы, где — знал Горбатов — за такой же баррикадой лежали поляки…

Не сразу понял Горбатов, почему вдруг солдаты стали расшвыривать камни сверху баррикады, оглянулся: четыре пушки батареи Хайкина уже раскинули станины, огневики начали вбивать под сошники железные шкворни…

— Давай, орлы! — крикнул, повеселев, Горбатов артиллеристам, повернул голову к баррикаде, где уже успела вторая рота раскидать в четырех местах углубления. — Рота-а! В укрытие налево-о… бегом марш!

И солдаты, пригибаясь, побежали к арке, где еще недавно стоял Горбатов.

— Веня! Мешаешь! — услыхал Горбатов голос командира батареи, неспешно зарысил к арке.

Гвардии капитан Хайкин стоял между первым и вторым орудиями, поднял к глазам бинокль.

— По головному-у!.. Подкалиберным! Прицел двенадцать! Наводить в передний срез!.. Батар-р-рея-а-а… огонь!

Дернулись четыре ствола, вторая рота под аркой оглохла… И только через несколько секунд услышали:

— Гори-и-ит, братцы!..

То кричал связист Зинченко.

— По второму-у… огонь!

Резкий, слившийся в один звук выстрел четырех пушек проскочил по улице… Сыпанулись стекла из соседнего с батареей дома…

— Тикают!.. Тикают немцы! — закричал Зинченко, выскакивая на бруствер.

Полыхали посредине площади два жарких костра — подбитые батарейцами «королевские тигры», — когда вторая рота (слышал за собой Горбатов дружный топот сапог) добежала до них, и здесь глухой грохот крупнокалиберных пулеметов из окон ратуши заставил Горбатова крикнуть:

— Ложи-и-ись!..

Горбатов упал на брусчатку в семи шагах от второго горевшего танка — пекло лицо, повернул голову направо, услышал крик десятков злых голосов.

Бежали от соседней улицы солдаты в зеленых шинелях, в рогатых шапках с длинными козырьками, несколько бело-красных флажков билось под ветром…

Но пулеметный огонь заставил и поляков повалиться на брусчатку.

Только один поляк, у которого в руках бился на длинном древке флажок, пробежал еще несколько шагов и повалился на бок, разбросав ноги в ботинках с черными обмотками…

— Эх, славянин… — простонал сквозь зубы Горбатов и вдруг приподнялся на локтях — в четырех шагах от него прополз Борзов, сноровисто, привычно толкая вперед крепкое тело… — Колька! Наз…

Секанула пулеметная очередь по мертвому поляку, дернулись его ноги в обмотках…

Увидел Горбатов: трое поляков вскочили в неровной цепи — побежали к знаменосцу… Но опять забило огнем пулеметов, и не добежал до бело-красного флажка ни один из поляков, ткнулись рогатыми шапками в брусчатку… Ползла, видел Горбатов, реденькая цепочка парней в зеленых шинелях к флажку, который уже приподнял с брусчатки Борзов.

— Веня!..

Оглянулся Горбатов.

Мокрое от пота лицо Семена Хайкина — в трех шагах… Лежал командир батареи рядом с телефонистом Зинченко — улыбался парнишка Горбатову, дрожа подбородком…

— Бей по первому этажу! — крикнул Горбатов. — Там пулеметов натыкано!..

Хайкин закричал в трубку телефона:

— Савин!.. Два залпа по первому этажу вруби! Два залпа! Потом бей по второму! Огонь!..

Горбатов вскочил, подбежал к горящему танку, повернулся к нему спиной.

— Слушай мою команду-у!.. Пушкари ударят — идем вперед! Не робей, гвардия!.. Пригото-о-овьсь! Которые первые на крыльцо — ордена за мной, ребята!..

Засмеялся Зинченко.

Но Горбатов еще не услышал залпа пушек, как вторая рота вскочила…

— Дае-е-е-е-ешь!

Горбатов побежал следом за солдатами — и сразу понял, почему поднялась до его команды рота: далеко впереди бежал Борзов, торопливо перебирая кривоватыми короткими ногами, и билось над его каской бело-красное полотнище…

Ударило за спиной Горбатова, свистнули четыре снаряда, посыпались кирпичи на ратуше… И еще раз ударила батарея…

Горбатов бежал, не спуская глаз с бело-красного полотнища, но оно мельтешило повыше неровной цепочки зеленых телогреек и зеленых шинелей, которые уже успели перемешаться…

Обогнали Борзова… Рванули гранаты на широком крыльце, и два бело-красных флажка скрылись в темном, дымном провале высокой двери ратуши.