Удар по своим: Красная Армия: 1938-1941 гг. - [53]

2)    Создавшиеся взаимоотношения не позволяют сохранить обоих работников на занимаемых ими местах, одного нужно убрать. Убрать следует т. Авиновицкого, как человека значительно менее ценного для химического дела, чем т. Фишман.

3)    Тов. Фишман иногда зарывается, поэтому нуждается в твердом руководстве. Такого руководства непосредственный его начальник тов. Дыбенко¹ не проявляет и проявить не может, благодаря установившимся ненормальным взаимоотношениям и недооценке со стороны т. Дыбенко значения химического дела в армии вообще. Это руководство может осуществлять один из Ваших заместителей.

Приложение: переписка на 2-х листах.

Начальник Военно-морских Сил РККА Р. Муклевич»⁶.

На этой докладной Ромуальда Муклевича нарком Ворошилов наложил резолюцию, предназначенную начальнику ГУРККА: «т. Левичеву. Подыскать соответствующего кандидата на место т. Авиновицкого. Ворошилов.

30/УН — 28».

Но подходящей кандидатуры для замены Я.Л. Авиновицкого тогда, видимо, не нашлось, и оба фигуранта остались на своих местах. Остались при своих взглядах на организацию военно-химического дела со своими амбициями и пристрастиями. Все это привело к появлению новых жалоб в вышестоящие инстанции, одну из которых мы приводим ниже.

«Б(ывший) Начальник и Комиссар Химических курсов усовершенствования комсостава РККА Я.Л. Авиновицкий.

26 мая 1929 г.

№ 265/л

секретно

лично

Начальнику

Командного управления ГУРККА т. И.И. Гарькавому

По поводу моей «аттестации», представленной НачВОХИМУ Фишманом на рассмотрение ВАКа, строго говоря, не следовало бы писать, если б она не была бы, сама по себе, деянием, предусмотренным ст.470 «Положения о прохождении службы». В самом деле, Фишман аттестует начальника и комиссара КУКСа, пробывшего в роли комиссара его шесть лет и начальника —два с лишним года (все годы в одном и том же вузе),.имеющего, как видно из приложенных документов, «кой-какие» заслуги перед школой, так, как будто он имеет дело с случайно «за 2 года» попавшим на химическую почву семенем. Единственное положительное, что он установил во мне «за

2 года» — 1) «политическая подготовка достаточная», 2) «недурной! администратор». Ни слова о моих педагогических умениях, о том, как я руководил кафедрой химической подготовки — предмета, созданного мною² — и проведенного в восьми пехотных отделениях. А ведь начхимы уже в этом году из войск прислали в школу (отзывы были вывешены 25.2.29 г. на годовщине ХКУКС) о «искусном методисте» (ребята хоть и преувеличили, но это характерно). Наконец, в этом же духе выпускники 27 года высказывались на выпускном вечере в присутствии зампреда РВСР т. Уншлихта и члена РВСР т. Муклевича. Наконец, где оценка руководства нач. и ком. ХКУКС методической работой ХКУКС. полевой работой ХКУКС. научно-исследовательской работой их по линии обучения армии (ведь по этому поводу я имею благодарность нач. Октябрьского лагсбора — приказ № 72 от 8.8.1927 г.) и ряд других документов.

Жаль, что в аттестационном деле за 28 г. нет отзыва политоргана о моем руководстве парторганизацией. Словом, обо всем, что именно характеризует нач(альника) и ком(иссара) у Фишмана ни слова. Ясно почему: ему нужно «зааттестовать»».

Интересно, однако, к каким приемчикам он прибегает:

1)    «Не имеет военного и хим. образования». Но ведь Авиновицкий выдвинут на должность начкома³ (а не просто начальника из комиссаров!). Причем выдвинут по настоянию самого Фишмана, писавшего 9 августа 1925 года в Командное управление, что «т. Авиновицкий теоретически — вполне подготовлен к роли начальника ХКУКС». Он имеет 8-летчий опыт практической работы в химвойсках. спец. педагогическое образование и общее (по линии экономфака и МГУ), что позволило с успехом все годы работать. Почему же НачВОХИМУ не командировал меня на ВАК, «химвойск» и т.п.? Ясно, что этот вопрос притянут за уши.

2)    Но где мы имеем дело с преступной подтасовкой, так это в обвинениях его в отношении моей работы». В-х⁴ дело» и оплаты членов возглавлявшейся мною предметной комиссии курса химической подготовки за 1,5 печ. листа, использованных в указанной работе материалов.

Несмотря на то, что в мае 1928 года я был ЦКК реабилитирован (пр. №76, п.8 от 24У.28 г.), Фишман позволяет себе осенью того же года в аттестации извращать это постановление ЦКК, меня, прежде всего, реабилитировавшее в выдвинутых им против меня обвинениях.

3)    Он позволяет себе осенью в аттестации говорить о моей боязливости на полигоне, в то время как в мае это было отвергнуто ЦКК, так как отрицалось свидетелями.

4)    «Киевские маневры» у Фишмана совсем шиты белыми нитками. Ведь вопрос о моем уходе он поставил много раньше маневров! Верно только, что на маневрах он делал все для провоцирования меня, что ему, однако, ни разу не удалось. «Задачу», о которой речь идет в аттестации, при сем прилагаю. Она была мне дана в общежитии (школа Каменева), а не в поле и была мною решена так, как я был в состоянии (все расчеты здесь спорны). В случае надобности могу дать и доп. материалы. К этому же провоцированию отношу и вопрос о «дисциплинированности».

5)    Свою склонность к эффектам и крикливости, известную всем, кто его знает, он пытается перенести на меня. Верно, я всегда старался все, что делаю — делать хорошо. Следил за чистотой и порядком. Не любил расхлябанности. Это ли «внешние эффекты и крикливость»?