Удар - [81]

«Необъятная страна, — подумал он. — В один и тот же день в Армении, Грузии цветут розы, зреет рис, на Черных землях наступает вторая весна, в Сибири, особенно на севере, морозы сковали реки, в Казахстане еще принимают солнечные ванны, а в Москве выпал первый обильный снег. Чудесная страна, чудесные люди… Конечно, не все, к сожалению, не все: есть и дрянь, вроде моего… Нет у меня сына. Нет!»

Рассуждая так, он улочками вышел на соседнюю с привокзальной площадь и отсюда увидел, как вдалеке, на Ленинских горах, все залитое электрическим светом, высится над Москвой здание нового университета, откуда скоро тысячами будут выходить молодые специалисты.

— Разум Советского Союза, — вырвалось у академика, и перед ним встала вся страна, с ее заводами, фабриками, с крупнейшими гидростанциями, с новыми морями. «Да, мы преобразуем природу, но преобразуем и науку, — мысленно с гордостью произнес он. — И надо… надо как можно быстрее отправляться туда, чтобы применить свои знания в борьбе со злыми силами природы».

Вскоре он очутился в Главпочтамте и здесь написал телеграмму Акиму Мореву:

«Уверен, правительство разрешит открыть в Приволжской области отделение Академии наук. По этому случаю прошу мне приготовить уголок в городе. Вероятно, скоро выеду. Ваш друг Бахарев».

2

В часы приема посетителей первым секретарем обкома Петин, неукоснительно соблюдая очередь, привычно разбирал обильную почту: одни письма направлял в отделы обкома, другие придерживал у себя, чтобы по вопросам, поставленным в письмах, навести соответствующие справки, третьи откладывал на личный просмотр Акиму Мореву. В груде пакетов Петин натолкнулся на телеграмму академика Бахарева. Он тут же отнес ее Акиму Мореву и, кладя на стол, сказал:

— Уже в Москве наш академик.

Ознакомившись с содержанием телеграммы, Аким Морев радостно подумал: «Хорошо. Все хорошо! Собирается сюда, открывает отделение Академии наук… И это хорошо — уголок просит. Вот я ему половину своей квартиры и передам», — и проговорил, обращаясь к Петину:

— Ордер, выданный мне на квартиру, попросите, чтобы переписали на мою фамилию и на фамилию академика. Не смотрите на меня удивленными глазами: мне с ним веселее будет жить.

Прием посетителей кончился, и Аким Морев уже собирался отправиться к председателю облисполкома Опарину, чтобы посоветоваться по вопросу о жилищном строительстве, как в кабинет вошел хмурый, чем-то расстроенный Пухов.

— Еще с порога, не здороваясь, он заговорил:

— Беда! Вот беда! Нежданно-негаданно — и бух тебе на голову. Ты, Аким Петрович, — они за эти дни перешли на «ты», — ты руку подаешь Петину?

— А как же? Прихожу — здороваюсь, ухожу — прощаюсь.

— Ну, вот, и — гроб! А у меня жена, дети. Видел, какие орлы?

— Ничего не понимаю, — тревожно вымолвил Аким Морев и посмотрел в лицо Александра Пухова. — Что с тобой? Что за беда?

Пухов неожиданно расхохотался, выкрикивая:

— Сухожилин!.. Ой! Сухожилин что натворил: перепятнал всех работников аппарата горкома, обвиняя их в прикосновенности к «жучкам». Такой-то бывал на охоте с тем или иным «жучком», другой случайно выпил, третий в кино ходил, в Волге купался… и добрался он до нашего Петина: этот со Смельчаковым в прошлом году ездил на Сарпинские озера… на уток. Ну, а раз ты руку ему подаешь, Петину, стало быть тоже имеешь соприкосновение с «жучками», а я с тобой перешел на «ты», да ты еще обедал у меня, стало быть, и я влип.

Аким Морев тоже захохотал, а нахохотавшись вдоволь, серьезно сказал:

— Паника.

— А по-моему, авантюра, — опроверг Пухов.

— Ну, ты слишком. Паника: споткнувшись о кирпич, человек начал ломать стену дома. Ты вот дольше меня в Приволжске. Скажи, что он собой представляет, Сухожилин?

Пухов задумался, затем в его глазах заиграли озорные огоньки:

— У Горького, припоминается мне, есть рассказ, кажется, называется так: «Еще о черте». Суть вот в чем. Накануне Нового года хлюпик-интеллигент пришел домой, сел за стол и задумался: завистливый он, на чужих жен засматривается, корыстолюбив, не прочь в картишки переброситься, и так далее, и так далее. Настолько избичевался, что самому себе стал противен. И вдруг через открытую форточку на стол упала снежинка, и тут же из нее вылупился черт. «В чем дело, господинчик? — спросил он. — За что себя казнишь?» — «Так и так, — ответил хлюпик. — Пороков во мне много. И то и се». И вот черт стал вытаскивать из его груди пороки. Выкинул «зависть», выкинул «прелюбодеяние», выкинул «страсть к картишкам» и прочее, прочее. Затем спросил: «Ну как, очистился?» А тот смотрит на него и произносит одни междометия. Черт обошел его кругом, постучал. Гремит. Что же делать? И решил: «Отдам его на погремушку сатане». Вот и Сухожилин. Если из него изъять пороки — погремушка. Чистейшая погремушка!

— Зло сказано. Ну, а что собой представляет Опарин?

— Алексей Маркович? Он пока еще ко всему присматривается. Был Малинов — давил на него. Опарин присматривался к Малинову. Ныне появился Аким Петрович Морев, — к этому присматривается, как молодой ястребок ко взрослым. Но дай срок — пожалуй, и полетит, да еще и стариков обгонит.

— Давай сходим к нему. Нет, не на квартиру, а в кабинет, — подавая телеграмму от Ивана Евдокимовича, проговорил Аким Морев.