Удар - [30]

— Старая песенка. — Назаров вскипел. — Признаю — овцеводство, признаю — скотоводство. Но ведь это и до нас с вами, Степан Иванович, было? Овцы, чабан… и полупустыня. Люди даже говорить разучились: с овцами покалякай-ка!

Лагутин снова постучал тупой стороной карандашика по стеклу, и Назаров, глянув на карандашик, весь сжался.

— Наш председатель райисполкома — сторонник внедрения зерновых, особенно засухоустойчивой пшеницы сорта академика Бахарева, — пояснил Лагутин, сурово посматривая на Назарова, как бы говоря ему: «Ты же просил, чтобы я тебя, когда зарываешься, предупреждал стуком карандашика. Стучу, а ты?»

— Вот почему меня и возмущает поведение Анны Арбузиной. Тут проблема для всего района, а она академика полонила. Когда-то еще к нам он попадет, — забыв о предупреждении, снова загорелся Назаров.

— Попадет! — загадочно улыбаясь, ответил Аким Морев.

— Ну, жди! А она его заполонила. Шутит. Те же гослесопосадки. Распахали, да ведь не гектар, а тысячи гектаров… труда сколько положили, хлопот… тревоги… а вместо дуба выросла трын-трава. Да не стучи ты карандашиком! — Назаров сердито отмахнулся от Лагутина и опять обратился к Акиму Мореву: — Вот вы будете секретарем обкома, вторым или первым. Все одно, вышка большая… Только меня удивляет иногда, сидите вы на высоких вышках… и частенько ни хрена не видите… Вы простите меня. Конечно, если вы были уже секретарем, я бы вам такое не сказал. Пользуюсь случаем, откровенно говорю.

— Откровенность еще не истина, — возразил Аким Морев.

— Ну вот, сразу вы и ошпариваете меня с большой вышки.

— Совсем наоборот, — снова возразил Аким Морев. — Хочу больше знать.

— Сказать? — пристально глядя на Лагутина, спросил Назаров. — Открыть то, о чем вдвоем говорим?

— Что ж, раз уж начал, — Лагутин недовольно пожал плечами.

Назаров чуточку подождал, затем отошел в сторонку и, приняв позу оратора, начал:

— Постановление правительства о строительстве Приволжского гидроузла есть? Есть. О строительстве канала Волга-Дон в действии? В действии. Постановление о гослесопосадках в широких масштабах есть? Есть. «Мы все это приветствуем», — заявляете вы со своей высокой вышки. «И мы с величайшей радостью приветствуем», — отвечаем мы. «Так проводите в жизнь». — «Проводим». Вот уже третий год занимаемся лесопосадками. Одним и тем же методом… в широких масштабах… Третий год вместо дуба появляется трын-трава. А Малинов — первый секретарь обкома — жмет: «Проводи».

— Ну, а что же он должен сказать? «Не проводи»?

— Видите, товарищ Морев, как вы не любите критику, — обидчиво проговорил Назаров.

— Я еще не знаю такого человека, который любил бы критику, как, например, любят жареного гуся. Вы ее тоже не любите. Доказательство: я критикую ваши доводы, а вы обижаетесь.

— Да поймите вы, нам здесь в тысячу раз труднее, чем вам там, на областных вышках. Вы что? Постановили, спустили в «низы» — и давай, разрабатывай новое мероприятие, — с досадой произнес Назаров.

— И тут вы не правы. Разработать правильное мероприятие — дело весьма сложное: надо тщательно изучить жизнь в данной области, учесть возможность выполнения поставленной задачи и даже предвидеть — каков будет итог. Понимаете, как это сложно? Непродуманное мероприятие приведет к дурному результату, а он вернется в обком, ляжет на стол первого секретаря, и хочет или не хочет этого секретарь, но подобный результат отправляется в Центральный Комитет, после чего туда вызывают не Назарова и не Лагутина, а Малинова и говорят ему: «Вы теряете доверие Центрального Комитета партии». Знаете, что это такое — потерять доверие Центрального Комитета партии?

— То же самое, что для нас — потерять доверие обкома, — с легкостью произнес Назаров.

— Уменьшаете, ну да ладно. Так вот и прошу вас — расскажите мне о ваших трудностях… тем более, я еще пока ни на какой вышке не нахожусь, — улыбаясь, проговорил Аким Морев.

Лагутин до этой минуты больше молчал, «изучая и взвешивая» Акима Морева, но сейчас заговорил:

— Вы, товарищ Морев, правильно поймите Назарова: он не болтун. Горячий, язык за зубами держать не умеет. Да ведь иногда так припрет, что и не удержишь, — продолжал Лагутин, тщательно подбирая слова, выгораживая Назарова и одновременно поддерживая его. — Видите ли, устремления, желания преобразовать природу у нас и у народа — хоть отбавляй. Тут агитировать, пропагандировать — все равно что голодного уговаривать, чтобы он сел за стол. Да. Желание, устремление есть, но… но мы никак не уцепимся… Понимаете? К примеру, плывет по Волге баржа с хлебом… Говорят: «Ваша баржа. Лови ее!..» А у нас ни баркасика, ни лодки, ни канатов… Бегаем мы по голому берегу и кричим: «Лови ее! Лови! Хватай!» Ну… а баржа по течению плывет себе и плывет.

— Вот, — снова взорвался Назаров. — Нам в следующем году предстоит освоить три с половиной тысячи гектаров орошаемой земли. Надо около двух тысяч человек, чтобы обработать поливной участок. Где люди? Верно, бегаем по берегу и кричим: «Лови ее! Лови!» Или мы лет восемь тому назад построили плотину. Воды скопилось — ужас: пруд протяжением на семь-восемь километров. Оросительную сеть провели, под орошение землю разработали — больше тысячи гектаров… Поливать стали. Это в полупустыне-то… А она, матушка-земля, засолилась… Вот так покорители природы! А нам кричат: «Что у вас там за безобразие?» У нас сердце кровью обливается, а нам: «Безобразие». Да мы что — специально эшелоны соли высыпали на участок? Вы сами подумайте, как бороться с засолением… Ведь по всей-то области предстоит, как я слышал, в ближайшие годы освоить под орошение и обводнение до трех с половиной миллионов гектаров…