Удар молнии - [7]

Внезапно им обоим захотелось стать родителями.

Однако им хватило разума прийти к выводу, что нужно подождать несколько месяцев, чтобы выяснить, насколько глубоки их чувства. Но это оказалось невозможным. Через два месяца после своего тяжелого выкидыша Алекс с едва скрываемым ликованием сообщила Сэму, что она опять беременна.

На этот раз в отличие от первого они отпраздновали эту новость, не однажды, впрочем, сплюнув через левое плечо, — ведь Алекс могла потерять и этого ребенка. В конце концов, она была тридцативосьмилетней нерожавшей женщиной. Однако у нее было отменное здоровье, и врач заверил ее в том, что на этот раз никаких проблем возникнуть не должно.

— Чудаки мы с тобой, вот что я тебе скажу, — задумчиво произнесла Алекс однажды вечером, лежа в постели и поедая печенье. Вся кровать была в крошках, но Алекс уверяла мужа, что ее желудок только это печенье и переносит. — Мы совершенно свихнулись. Четыре месяца назад мы были на грани отчаяния от перспективы родить ребенка, а теперь мы выбираем имя, и я читаю в журналах какие-то дурацкие советы о том, что подвесить над кроваткой. По-моему, у меня крыша поехала.

— Может быть, — нежно улыбнулся Сэм. — Ты знаешь, мне становится все тяжелее делить с тобой супружеское ложе.

Я и не подозревал, что крошки от печенья могут значить так много. Как ты считаешь, ты всю беременность будешь есть только его или это пристрастие характерно только для первого триместра?

Алекс рассмеялась, и через секунду они уже катались по кровати в страстных объятиях. В последнее время они занимались любовью чаще, чем когда-либо. Ребенок стал постоянной темой их разговоров — как будто это было уже реальное существо, часть их жизни. Алекс сделала ультразвук, и как только выяснилось, что у нее родится девочка, они сразу же выбрали ей имя — Аннабел, в честь их любимого клуба в Лондоне. Алекс нравилось это имя, оно было связано с хорошими воспоминаниями. Эта беременность была совершенно не похожа на предыдущую. Казалось, в тот раз они выучили какой-то важный урок, преподанный им жизнью, и, будучи наказаны за равнодушное и враждебное отношение к тому ребенку, теперь с лихвой восполняли упущенное, испытывая самый необузданный восторг.

После Нового года коллеги устроили в честь Алекс вечеринку с подарками, и вскоре она неохотно оставила работу — всего за два дня до предполагаемой даты родов. Ей бы хотелось работать до самого начала схваток, но готовить процессы, которые она все равно не сможет закончить, не имело смысла. И она отправилась домой ожидать их маленького чуда, как они с Сэмом прозвали предстоящее событие. Алекс боялась, что ей наскучит сидение дома, однако, целиком погрузившись в хлопоты по устройству детской, она с удивлением обнаружила, что шитье распашонок и складывание пеленок в чистые стопки на пеленальном столе доставляют ей удовольствие. Женщина, чье присутствие в зале суда заставляло оппонентов дрожать от страха, преобразилась в мгновение ока. Алекс даже боялась, что материнство притупит ее адвокатские навыки, когда она вернется на работу. А вдруг она утратит строгость или способность сосредоточиться? Впрочем, сейчас она могла думать только о ребенке и с радостью воображала, как будет укачивать, пеленать и кормить свою дочь. Алекс пыталась представить себе, как она будет выглядеть, какие у нее будут волосы — рыжие, как у нее, или черные, как у Сэма, какие глаза — голубые или зеленые. Она ждала родов, как ждут встречи с давним другом после долгого отсутствия.

Они договорились с врачами из главной городской больницы. Алекс ратовала за то, чтобы все произошло естественным путем, собираясь смаковать каждое мгновение родов. Ей было тридцать девять, и она понимала, что вряд ли решится на второго ребенка, поэтому ей не хотелось ничего пропускать.

Несмотря на то отвращение, которое Сэм испытывал к больницам, он посещал школу Ламаза[1] вместе с ней и собирался присутствовать при родах.

Через три дня после назначенного срока, когда они с Сэмом обедали в «Элейн», у Алекс отошли воды, и они быстро поехали в больницу, откуда их отправили домой, потому что сами роды еще не начались. Они делали все так, как им советовали инструкторы. Алекс попробовала немного поспать, потом стала ходить по квартире, Сэм тер ей спину, и все казалось им приятным и легким. Ничего трудного — такого, с чем она не могла бы справиться, — в этом не было. Потом они лежали в постели и говорили о том, как странно прийти к этому чуду спустя тринадцать лет после свадьбы. Сэм посмотрел на часы и попытался вычислить, когда же наконец появится ребенок.

Вскоре они уснули, и когда Алекс разбудили схватки, она отправилась в ванную и приняла теплый душ, как ей было ведено, чтобы понять, остановятся схватки или усилятся. Она стояла под душем около получаса, засекая интервалы между схватками, а потом — внезапно, без всякого предупреждения — началась тяжелая стадия родов. Алекс с огромным трудом вышла из ванной и еле добралась до постели, чтобы разбудить спавшего мертвецким сном Сэма. Она стала трясти его за плечо, заливаясь слезами от ужаса, пока он наконец не проснулся и не воззрился на нее округлившимися глазами.