Удар! Ещё удар!.. - [9]

Он так и не понял: упрекал его парень? Или нет?

Костя сделал еще несколько шагов по аллее, как вдруг со скамейки, где маячил огонек папиросы, кто-то крикнул:

— А, товарищ Темрюк!

Навстречу поднялся плечистый мужчина. У него было скуластое, резкое лицо; косой шрам, пересекая лоб, тянулся к уху.

Лицо мужчины было знакомо Косте, но вспомнить, как его зовут и кто он, Костя не смог.

— Значит, в таком разрезе? — сказал мужчина со шрамом. — Лишняя секунда? Не считать?

Только теперь Костя заметил, что мужчина «под парами». Костя сделал шаг в сторону, пытаясь уйти, но мужчина с пьяной настойчивостью загородил дорогу.

— Э, нет! — ухмыльнулся он. — Простой советский болельщик желает, значит, потолковать с судьей, с товарищем Темрюком… Да, в таком разрезе…

Он приблизил свое лицо к Косте, и тот увидел, как глаза его вдруг налились гневом.

— Счеты сводишь? — прохрипел мужчина. — Грызешься с Названовым, и, значит, лишняя секунда? Ловко!

Костя вздрогнул. Это как-то совсем не приходило ему в голову. В самом деле, все знают, что он с Названовым — не очень-то… Могут решить — именно поэтому и не засчитал шайбу.

«Весело!» — подумал Костя.

Мужчина стоял перед ним и еще что-то говорил — резкое, ядовитое.

Костя не слушал.

— Отойди! — рукой он отстранил пьяного и зашагал по аллее. А вслед ему неслись крики, угрозы…

Медленно брел он по улицам. Сыпал мелкий, как крупа, снежок. Стоял легкий морозец. Костя шел не торопясь. Да и куда спешить?

Он понимал: дома на него сразу хлынет ливень телефонных звонков. И со всеми надо будет говорить, всем объяснять, что-то доказывать, убеждать.

Слова пьяного все торчали в мозгу. Костя пытался вычеркнуть их, забыть. Но они впились цепко…

Прошел мимо кино. Видимо, вскоре начинался сеанс. Люди суетились. Несколько человек спросили у него, нет ли «лишнего билетика».

«А они и не знают о матче», — подумал Костя.

Это было поразительно. Он еще всей душой был на состязании. Все еще переживал эту несчастную секунду. Ему казалось: случилось что-то ужасное, непоправимое, а вот выясняется, есть люди, которым никакого дела нет ни до этой секунды, ни до хоккея вообще.

Костя свернул на бульвар, пошел узкой, протоптанной в снегу тропинкой.

Да, обидно все получилось. Это надо же! Уже была победа. И вот…

«А надо ли было?.. Из-за какой-то паршивенькой секунды, одной секунды. Ну, в конце концов, эка важность! Ну играли бы не шестьдесят минут, а шестьдесят минут плюс одна секунда…»

Костя на миг представил себе, как хорошо бы все было, если б не он, и вздохнул.

Да, сколько людей были бы рады, почти счастливы! Все игроки «Авангарда» и тренеры… Да что игроки?! Для всего Верхнереченска настоящий праздник настал бы!

Картина была такой заманчивой, — Костя снова вздохнул.

«Но нельзя же… Нельзя! — строго возразил он сам себе. — Точность в нашем деле — самое главное».

Он шел и шел петляющей по бульвару тропинкой.

«А между прочим, — подумал он, — трибуны не очень-то… разъярились. Бывает хуже…»

Он вспомнил — однажды Названов рассказывал — на матче в Канаде судья не засчитал гол. Зрителям это не понравилось. И кто-то с трибуны дважды выстрелил в судью.

«Да, — покачал головой Костя. — А если бы и в меня? Пиф-паф!»

Он долго бродил по улицам. Пришел домой уже ночью. И сразу раздался телефонный звонок.

«Ну конечно», — подумал Костя.

Взял трубку.

— Небось не спишь? — спросил Названов.

— Не сплю.

— Я так и знал, — Названов усмехнулся. — Переживаешь?

Костя промолчал.

— Я так и знал. Слушай, мил-человек. Сердишься? Не сердись. Вадим Названов — горячий человек. Порох. Понял?

Костя молчал. Потом не без ехидства сказал:

— А клюшка-то рубля, поди, три стоит?

Названов захохотал. Гулко, как в бочку. Он всегда так смеялся. Как в бочку.

— Если бы три! — воскликнул он. — Канадская клюшечка! Все десять потянет.

— Придется платить, — сказал Костя.

— Ага, придется, — откликнулся Названов. Так охотно, будто предстоящая потеря десяти рублей доставляла ему истинную радость.

Они заговорили о каких-то пустяках. Названов то и дело гулко хохотал. И этот его смех, всегда раздражавший Костю, сейчас не казался ему таким уж неприятным.

— А вот знаешь, — сказал Названов, — нам, игрокам, после каждого матча тренеры ставят отметки. Как в школе. Кому — четверку, а кому и двоечку! А вам, судьям? Ставят?

— Ага.

— Интересно, что тебе нынче влепят?! Кол? Или пятерку с плюсом? Это у нас немка пятерки с плюсом ставила!

И Названов снова захохотал. Гулко. Как в бочку.

НА ТУРНИРЕ

Зеленый курортный городок на севере Голландии просыпался рано. Строгие, одетые в черное старушки, мелко перебирая ногами, совершали моцион по укромным тенистым аллеям или, загородившись зонтами от неяркого солнца, читали толстые сентиментальные романы, а когда уставали глаза, неторопливо размышляли о жизни и смерти, и тщете всего земного.

Голоногие, загорелые, похожие на бродяг, студенты, вместе со своими такими же голоногими подругами, спозаранку начинали приводить в порядок такелаж на яхтах и уходили в море.

Еще на рассвете появлялись в скверах и теплицах садовники. Молча, покуривая трубочки, ухаживали они за великолепными холеными тюльпанами — алыми и желтыми, зелеными и золотистыми, крохотными — с монетку и громадными — с блюдце, гладкими, как шелк, и махровыми, как тисненый бархат; за тюльпанами, которые принесли мировую славу этой маленькой трудолюбивой стране.