Удар! Ещё удар!.. - [8]
Прошло пять минут… Десять… Двенадцать… Счет не менялся: два-два.
Костя сидел за судейским столиком. Автоматически останавливал и снова включал секундомер, делал нужные пометки, но сам думал лишь одно:
«Ну же! Миленькие, ну! Постарайтесь!»
Знакомые хоккеисты как-то, вернувшись из Швеции, рассказывали: во время матча группа болельщиков вдруг стала дружно молиться, призывая бога даровать победу их команде. Костя тогда удивлялся. Но сейчас, будь он верующим, и сам, пожалуй, стал бы шептать молитву!
Трибуны бесновались. Ничья не устраивала их. Нет, тогда все решит последний тур. Это рискованно. Нет, надо сейчас выиграть, обязательно.
— Названов!
— Родненький!
— Шай-бу!
— Шай-бу!
Шла уже последняя минута матча.
«Да, ничья», — огорчился Костя.
Очевидно, так решили и трибуны. Зрители уже шевелились, ерзали, готовясь покинуть стадион.
И вдруг!..
В спорте часто решает это магическое «вдруг»!
Вдруг Названов получил шайбу, на полной скорости проскочил в зону, передал шайбу Варламову, тот быстро вернул ее Названову… Бросок! И красная лампочка вспыхнула над воротами.
Гол!
Трибуны словно обезумели.
Какой-то солидный дядя, вскочив на скамейку, сорвал с соседа шляпу, вертел ею над головой и свистел дико, заливисто. Так свистят мальчишки, гоняя голубей.
Какая-то молоденькая женщина, видно, зазевалась и не поняла, что случилось. Она дергала мужа за рукав, пыталась спросить его, но муж не слушал, лицо у него было хмельное от счастья. Он вырвал рукав и кричал что-то громкое, бессмысленно ликующее.
И вдруг… Вдруг оглохший от восторга стадион увидел…
На поле, размахивая руками, выскочил Костя. Он бежал по льду, поскользнулся, чуть не упал. Врезался в самую гущу игроков, что-то кричал, однако в этом сплошном реве слов было не разобрать.
Но уже одно то, как он, нарушив все правила, перескочил через борт, как взволнованно махал руками, заставило зрителей постепенно утихнуть.
И тогда все услышали.
— Время! — плачущим голосом кричал Костя и протягивал «судье на поле» секундомер. — Время! Лишняя секунда!
Никто ничего не понял. Какая секунда? Что за секунда? И вообще — кто этот взбалмошный парень?
— Секунда! — кричал Костя. — Лишняя!
Судья наклонился к нему. Что-то спросил. Костя ответил и опять сунул ему под нос секундомер.
К ним подкатил встревоженный капитан верхнереченцев. И вратарь. И другие игроки.
— Не считать! — сказал судья и сделал рукой тот выразительный знак, который без перевода ясен всем болельщикам мира. — Не считать!
И тут только зрители поняли. Гол был забит поздно. Секундой раньше кончилось — игровое время. Названов опоздал. Всего на секунду, но опоздал.
…Казалось, Названов сейчас заплачет. Он стоял возле Кости и рукавом размазывал полосы грязи по усталому лицу. И лицо у этого могучего детины было жалкое, растерянное, почти плачущее.
Еще бы! Победа была уже совсем рядом. И победа, и золотые медали… И вот — на тебе!..
— Ты… — сказал Названов Косте. — Ты… Это ты…
Он не находил слов.
В ярости он взмахнул клюшкой. Казалось, сейчас ударит Костю…
Но нет… С маху хрястнул он клюшкой об лед. С такой силой, что «крюк» отлетел и запрыгал по льду.
Названов швырнул на поле оставшуюся в руке палку и, рубя лед коньками, ринулся прочь.
И лицо у него по-прежнему было горестным, почти плачущим.
…Костя исподлобья глянул на трибуны. Ему казалось, ярость зрителей сейчас лавиной обрушится на него. Но трибуны молчали. Горестно, скорбно, будто где-то рядом лежал покойник…
В судейской Костя быстро поставил свою подпись под протоколом, переоделся и, стараясь не встретиться ни с кем из игроков, торопливо вышел из раздевалки.
На стадионе толпа уже поредела, но все-таки тут и там еще виднелись кучки болельщиков.
Надвинув кепку пониже на лоб, подняв воротник своего легкого пальтеца, Костя быстро шагал к воротам.
Главное сейчас — не столкнуться ни с кем из знакомых (а приятелей на стадионе у Кости — сотни!). Быстрей, незаметней — уйти, уйти…
Он прошел мимо одной из групп и уже свернул в темную аллею, как вдруг… Вдруг тишину прорезал пронзительный свист. Кто-то свистел в два пальца — резко, яростно, по-разбойничьи.
У Кости сердце на секунду остановилось, потом застучало часто, как отбойный молоток.
«Мне, — подумал Костя. — Это мне…»
Он еще участил шаги, уже почти бежал. К счастью, в аллее было темно — и никто не мог видеть его.
И только возле выхода со стадиона он замедлил шаги.
«А может, это вовсе не мне? — вдруг подумал он. — Может, просто так свистели? Свистят же просто так?»
Он враз остановился. В самом деле, почему он решил, что именно ему, непременно ему адресовался этот свист?
Покачал головой:
«Нервочки… Все нервочки…»
Он уже вышел со стадиона и с облегчением подумал, что теперь-то уж никого не встретит, но тут его окликнули.
Костя обернулся. Это был парень с его завода, из штамповочного цеха.
Несколько шагов они сделали рядом. Парень молчал. Костя тоже молчал.
— Обидно! — сказал парень.
— Конечно, — хмуро подтвердил Костя.
Парень снова умолк.
«Ну! Скажи же… Мол, я один виноват. Мол, если бы не я, все было бы чудесно… Ну!» — мысленно подталкивал его Костя.
Но парень молчал.
Они дошли до развилки — здесь широкая, как река, аллея растекалась на три асфальтированных ручейка; парень, все так же молча, пожал руку Косте и свернул направо. Костя пошел прямо.
