Учитель вранья - [38]
– Что у вас случилось? – сказала Соня, встрепенувшись.
– Обманула нас Гадалка, – объяснил Фонтан. – Теперь надо искать, у кого есть птичье молоко.
– Так у нас говорят про то, чего не бывает, – заметил Тим. – «Ишь, птичьего молока захотел!»
– Почему не бывает? – возразила Таська. – Торт есть такой: «Птичье молоко». Я сама пробовала.
– Торт не считается, – сказал Тим.
– От ваших разговоров у меня аппетит разгорелся, – сердито сказала Соня. – Я не успела даже пообедать у тётушки Дирекции, вы меня раньше времени разбудили. Вот.
И Соня достала откуда-то из-под крыла бутылочку, затянутую детской соской.
– Что это? – спросил учитель вранья.
– Молоко, из которого тётушка Дирекция должна была мне сделать творог. Я ем только свежий, домашний. Но она не успела его приготовить. Дала мне подержать бутылочку – и тут пришлось с ней вместе проснуться. Сейчас надо будет вернуться…
– Постой! – сказал учитель вранья. – Значит, это твоё молоко? Ты – птица, это молоко можно назвать птичьим, ты ешь его в виде творога каждый день. Так?
– Так, – подтвердила Соня. – Ну и что?
– А то, что ты должна знать способ, как вылечить девочку от Серьёзной болезни. Почему же ты нам не сказала?
– Как это не сказала? – возмутилась птица. – Всё вам объяснила и даже сама показала, как надо делать… Вот так, клювом… не очень сильно… помните?..
– А, – разочарованно махнула рукой Таська. – Ты про щекотку? Это я пробовала. Не помогает.
– Не знаю, как это у вас называется, – проскрипела Соня всё тем же сердитым голосом, – только средство проверенное. Сама видела. И не один раз. Может, ты неправильно делала? Покажи как.
– Вот так. – Таська подошла к Фонтану и пощекотала его под мышкой.
Фонтан захихикал и дёрнулся – на него средство действовало.
– Ну кто же так делает! – заволновалась птица. – Я же показывала, как правильно. Надо не руками, не пальцами, это же грубо. Надо нежно-нежно, вот так, клювом… или как это у вас называется?
– Губами?
– Ну да. Вот этими губами дотронуться – да не сюда, а как у вас это называется?.. Вот это?
– Щека?
– Ну, значит, дотронуться до щеки. А ещё лучше до клюва… то есть до губ. И не грубо, как дятел, знаете, долбит, нет… именно нежно… вот так… Может, это у вас тоже как-нибудь называется?
– Поцеловать?
– Чего не знаю, того не знаю. Как назовёте, так и назовёте. Главное – не промахнуться, попасть клювом в клюв… то есть в губы. Может, это не особенно приятно, но для жизни совершенно безопасно. На многих проверено.
– И кто это должен сделать? – спросил учитель Вранья.
– Наверное, ты.
– Вот оно как…
Тим посмотрел на него с сочувствием, Таська – с интересом.
– Что ж, делать нечего, надо попробовать, – сказал учитель. – Не будем терять времени. Спасибо тебе, Соня, – и до свидания. Возвращайся заканчивать свой обед. Привет тётушке Дирекции.
– А можно мне ещё немного с вами? – вдруг попросилась птица. – Всё-таки хочется попутешествовать по-настоящему. А то всё во сне да во сне. Конечно, так спокойнее и не трясёт. Но очень уж надоело одно и то же. Может, посмотрю, как там у них. – Она показала на детей.
– Ну что ж, пойдём.
– А можно, я тоже возьму какой-нибудь инструмент, чтобы играть с вами? Какие-нибудь бубенцы? На скрипке я не умею.
– Но у нас нет бубенцов.
– Я знаю, где они есть. Сейчас быстренько засну и вернусь с ними.
– Э, только ненадолго! – крикнул вдогонку учитель вранья.
Но поздно было предупреждать. Глаза у Сони уже затянулись прозрачной серой плёнкой. Она даже не успела спрятать голову под крыло – вскоре открыла глаза, и все увидели, что она сидит на барабане. Барабан был большой, выше Таськи ростом, с красными и синими треугольниками по бокам. Две колотушки лежали на нём.
– Промахнулась, – сконфуженно сказала Соня. – Не то захватила.
– Да, для бубенцов немного великовато, – согласился учитель вранья. – Ничего, будем катить его перед собой. Обменивать некогда.
Поток
К удивлению Тима, обратная дорога опять оказалась под гору. Учитель вранья легко катил барабан перед собой, как колесо, по пути ударяя в него колотушками. Птица Соня, сидя у него на плече, время от времени покрякивала, как медные тарелки, и иногда попадала даже в такт – можно было считать, что она тоже играет. Маленький Великан играл на рояле, Фонтан – то на скрипке, то на дудке.
А Тим с Таськой пели:
Кис Кисыч подвывал или, можно сказать, подпевал без слов. Слова были действительно ему совершенно не нужны – он и лаял, и скулил, и подвывал вполне понятно – говорить ему было просто незачем.
Иногда Антон Петрович делал даже так: вскакивал на барабан верхом, катился на нём, перебирая ногами, как в цирке медведь на колесе. И при этом всё равно ухитрялся колотить по нему колотушками. Птица, решившая посидеть на его голове, сердито взмахивала крыльями. Похоже, она немного уже начинала жалеть, что пустилась в такое путешествие, и подумывала, не закрыть ли глаза, чтобы очутиться в более удобном месте, где бы не так трясло…
И вдруг!.. Со всего разгону барабан выкатился на край высоченного обрыва. Не успели все ахнуть, как учитель вранья вместе с барабаном и птицей Соней сорвались вниз…
