Учитель вранья - [24]

Ей казалось, что она шла до погреба долго-долго. Вот и дверь. Теперь только чуть-чуть заглянуть за неё – и поскорей домой в постель, под одеяло, рассказать про всё Мишке, Зайке и Поросёночку. Как отодвигать дверь, Таська уже поняла. Направила туда луч фонарика, но ничего особенно интересного не увидела. Луч осветил какие-то банки, коробки, мотки проволоки, неразборчивый мусор. «Может, интересное Тим прячет подальше, внизу? – подумала Таська. – Только одним глазком загляну – и назад».

Она боком протиснулась внутрь, прищурив, как сама себе обещала, один глаз. Потом и его открыла. Сердце стучала громко. Фонарь освещал чёрные, в разводах, кирпичи стен, замшелые ступеньки под ногами. Любопытство всё продолжало бороться со страхом и по-прежнему оказывалось сильнее.

Таська осторожно спускалась по ступенькам, посвечивая себе фонариком то под ноги, то вперёд, надеясь увидеть там, дальше, вторую дверцу. Но луч до неё никак не доставал. Странно, днём она не казалась такой далёкой. Как будто отодвинулась вглубь или оказалась незаметно открытой. Приходилось спускаться всё глубже. Ступеньки слегка оседали под ногами, но не проваливались (ведь она была легче Тима). Наконец любопытство и страх сравнялись силами. Таська остановилась и решила, что пора всё-таки подниматься обратно. Может, дверца незаметно осталась уже позади?

Она не сразу заметила, что фонарик между тем стал светить слабей, ещё слабей. Тим, конечно, понял бы, что кончается батарейка. А девочка точно заворожённая смотрела на тускнеющую лампочку. Ей было интересно смотреть – она ждала, что лампочка сама станет ярче. Нет, скоро только маленький стеклянный пузырёк и остался в фонаре светлым, освещая лишь сам себя. Потом в нём остался один светящийся волосок. Наконец и он погас.

Таська осталась в такой кромешной темноте, что даже перестала понимать, где верх, где низ. (Она-то рыбы за ужином поела маловато.) Даже воздух от темноты казался густым и трудным для дыхания. Девочка стала шарить руками вокруг, чтобы нащупать стенку – она должна была быть где-то близко. Но в темноте всё будто растворилось. И даже ступеней под ногами она больше не чувствовала – впереди был ровный пол.

– Мама! Мамочка! – зашептала Таська сначала тихо. Потом погромче. Потом почти во весь голос: – Мамочка!

Но даже голос её глох в темноте, как в чёрной вате. Вот когда стало по-настоящему страшно. Так бывает только во сне, когда перестаёшь понимать, что с тобой происходит и что получится от следующего твоего движения.

Она всё шарила в темноте пальцами и наконец нащупала какие-то сырые камни или кирпичи. Таська пошла на ощупь вдоль этой стены, осторожно поднимая ноги, чтобы не споткнуться о ступени. Но никакой степени не оказалось – наверно, она пошла не в ту сторону. Рука наткнулась на угол – Таська свернула вдоль него. Потом – так же, на ощупь – дошла до следующего угла. Потом до следующего.

Иногда ей казалось, что она идёт по какому-то запутанном лабиринту, а иногда – что ходит всё в одном и том же четырёхугольном чуланчике без дверей. Серые кирпичи сменились гладким сухим деревом, потом как будто фанерой, потом чем-то ещё, непонятным на ощупь. Наконец ей стало совсем страшно. Она остановилась, готовая уже разреветься, пнула носком сандалии в стену…

И вдруг… Сколько раз в этих историях встречается слово «вдруг»?.. Но что же делать, если многое и в обычной жизни случается именно так, внезапно? Разве что написать вместо «вдруг» «внезапно»?.. Таська ждала, что от удара ноге станет больно, тут слёзы сами собой и брызнут. Внезапно… неожиданно… одним словом – вдруг её сандалия прошла сквозь стену, как будто та была не из кирпича, а из картона или из плотной бумаги. В тонкую щель прорвался острый луч света, вонзился в землю возле второй Таськиной ноги и затрепетал, как стрела.

Таська наклонилась, руками расширила щель (стена в самом деле оказалась картонной) и заглянула в неё. Она увидела угол комнаты, внизу, под ногами, огромный стол без скатерти с четырьмя деревянными стульями вокруг, ещё ниже – натёртый блестящий пол. Просунула в дыру ногу – нога не достала до стола. Пришлось повернуться спиной, придерживаясь руками. Таська осторожно спустила в дыру обе ноги, спрыгнула на стол, оттуда слезла на пол и огляделась.

За её спиной, невысоко над полом, висела большая картина в золочёной раме. На картине был нарисован мышиный праздник. Нарядные мыши в юбочках, штанах и шляпах танцевали и пировали в огромном зале, украшенном флагами и фонариками. Из бочки на колёсах лился в кружки красный сок. А вход в зал представлял собой огромную чёрную дыру с оборванными краями – это была та самая дыра, через которую только что вылезла Таська, но так похожая на нарисованную, как будто была тут всегда.

Из соседней комнаты донёсся звук, похожий на мурлыканье. Она осторожно прошла к двери, выглянула – и увидела кота.

Кот был большой, чуть не с Таську ростом. По гладкой шерсти его были нарисованы крупные голубые цветы с бутонами, зелёными стеблями и листьями. На голове расшитая тюбетейка, на лапах тапочки с когтями. Он сидел в кресле, спиной к Таське. Перед ним стояло большое зеркало. Кот смотрелся в него и заплетал в косички усы.