Учитель - [26]
Он кружил, кружил в темноте, будто кто-то гнал его, толкал в шею, не давал остановиться…
— Где вы пропали? — спросил Ипполитов. Он сидел на крыльце с папиросой. Окна были темные — видно, все уже разошлись.
— Меня допекли, — не дожидаясь ответа, сказал Ипполитов. — Начали со шлангов, кончили черт знает чем. Будто я Всевышний и должен все знать. Думаете, Василенко угомонился, когда вы ушли? Он доконал меня, пропади он пропадом, потом пришел этот… учитель, и тоже терзал меня. Печенка разболелась — сил нет. Нет, водка тут ни при чем. Просто меня доконали все эти разговоры… Хотите курить? Когда их слушаешь, можно подумать, что они давно все понимали.
— Они и понимали.
— Я — не понимал, а они — понимали?
— Боюсь, что так.
— Тогда помогите мне понять, почему я…
— Знаешь, в последнее время из моих попыток помочь ничего не выходит… Как бы тебе сказать?… Я не был мертв, и жив я не был тоже. («Почему в разговоре с ним меня всегда тянет на высокий стиль, — подумал он. — Почему?»)
— Неправда, Сергей Дмитрич. Если бы сейчас рядом с вами был Володя… или…
Ипполитов замолчал, с силой потушил папиросу о ступеньку крыльца и тотчас запалил новую.
— Если хотите знать, вы виноваты во всем, что со мной случилось… Во всем…
— Я?
— Вы… Вот меня сняли, понизили, но я — хотите верьте, хотите нет, — я не этим озабочен. Я озабочен тем, что со мною было. Я, простите за пошлость, человек с высшим образованием… интеллигентный, так сказать. И не понимал. Почему?
— Ты не хотел понимать. Нет, не так: ты боялся понимать. Ты не хотел видеть.
— Ага, рассердились и стали отвечать. Прекрасно. Только вы неправы. Я все видел. Я — газетчик. Я ездил и видел. Но я знал, что все непросто. Великая цель… Она требует великих усилий… И великих жертв… Вы сами нам говорили: «Хорошее стоит крови».
— Я и сейчас так говорю. Все на свете трудно — и пахать, и детей растить. Но я никогда не говорил, что надо идти к хорошему, растаптывая все, что попадается на пути. Я говорил, что…
— Вы все это говорили не мне. А тем, кого вы любили.
— Я всех вас любил.
— Неправда. Всех любить нельзя. Вы относились ко всем одинаково. Да, внешне это выглядело так. И в общем вы действительно всех любили. Всех, кроме меня.
— Знаешь, мы уклонились от предмета разговора. Ты удивляешься, почему ты — человек образованный — не понимал, а твои нынешние собеседники — понимали. Ты ездил по стране, а потом возвращался домой. И мог хоть на время забыть. А они забыть не могли. Они каждый день на своей шкуре знали, что такое великие усилия и великие жертвы. А ты… Приезжал, уезжал… И не думал. Не любил думать… Или не умел.
— Вы не научили меня думать. Вы всех учили, а меня — нет.
— Я учил как умел. И учил всех одинаково.
— Нет. Неправда. Не так. Заветное, ну, выстраданное, что ли, вы говорили тем, кого вы любили. Володе. Оле Кирилловой. Гале Киселевой. Тем, кому верили.
— Наш разговор похож на семейную сцену, — сказал Навашин устало.
— А я не боюсь слов. Пусть сцена. Я дорвался до этого разговора. Он во мне давно кипит. Если хотите знать, вы были мучением моего детства. Самым страшным мучением. Я до сих пор помню, как ваше лицо каменело, когда я к вам обращался. Ну конечно, вы отвечали на мои вопросы и не отказывали мне в разговоре. Вы были очень хорошим учителем, разве я спорю? Но меня вы оставили одного. Меня вы обрекли на одиночество. Другим вы умели помочь, мне — нет.
— Жаль, если это так. Но для этого разговора упущено время. Тебе не кажется?
— Нет. Может, вы о нем вспомните, когда увидите в классе мальчишку, похожего на того Колю, на которого вы когда-то наплевали.
— У меня никогда больше не будет класса. Я не вернусь в школу.
— Почему?
Навашин молчал. Разламывалась голова. Очень хотелось лечь. Если б он лег, ему, пожалуй, удалось бы уснуть. Он сидел на крыльце, ступенькой ниже Ипполитова и глядел в темноту. Выплыла луна и повисла на заборе. Голос Ипполитова бил по затылку.
— Завтра вы уедете. Я ведь понимаю, зачем вы приехали. Но я действительно не знаю, где сейчас Володя. Да найдете вы его, не беспокойтесь. А вот увидимся ли мы с вами когда-нибудь еще — не знаю. Я, наверно, из этой дыры больше не вырвусь. Знаете, за что меня сняли? За передовую. Через несколько дней после его смерти. Я писал в ней, что всем, что есть в стране, мы обязаны ему. Всеми достижениями, победой, всем. Я писал искренне. Я не один так думал. Я в это верил и не стыжусь своей веры.
— A вот это — напрасно. Ничто не мешает нам сегодня быть умнее, чем вчера.
— А вы… все тогда понимали?
— Не знаю, понимал ли… Но я не позволял себе зажмуриться… И старался думать… над тем, что видел…
Он говорил медленно, будто пробуя на зуб каждое слово. Было легко оступиться и соврать. И он сказал:
— Но я не сам дошел до этого… Мне помогли… Был рядом человек, который помог…
— Отец?
— Нет.
— Ну вот. Вам помогли. Потом вы других учили думать. И научили и помогли. Всем, кроме меня.
— Хорошо, — сказал Навашин и крепко провел ладонью по лбу. — Мы с тобой вернулись к началу разговора. Нелепо оправдываться с таким опозданием. Но я попробую. Ты говоришь: ездил, видел. Но понимал, что великая цель требует великих жертв. Так?
Повесть «Семейное счастье» из знаменитой дилогии Фриды Вигдоровой редчайшая книга на российском рынке. Книга о семье, о любви, о долге, о человеческих отношениях. Без лишнего пафоса и надуманных сюжетных линий. Это именно то чтение, которое сегодня необходимо каждому из нас.
Фрида Абрамовна Вигдорова (1915–1965) была педагогом, журналистом, писателем, автором книг «Мой класс» (1949) о первых шагах молодой учительницы, трилогии «Дорога в жизнь», «Это мой дом», «Черниговка» (1954–1959) о детском доме и дилогии «Семейное счастье», «Любимая улица» (1962–1964), где с одним из героев она поделилась собственной журналистской судьбой.Тема воспитания детей, подростков была главной (но не единственной) темой её книг и статей. При жизни Ф. А. вышло несколько сборников её статей, которые, в отличие от книг, никогда потом не переиздавались, так что нынешнее поколение знает Вигдорову-публициста только по её записи 1964 года двух судов над Бродским (на обоих судах она была с начала до конца), которая распространялась в самиздате, попала за границу, побудила к действию целую армию защитников Бродского и в конце концов помогла молодому поэту, приговорённому за «тунеядство» к 5 годам подневольного труда в северной деревне, вернуться в Ленинград через полтора года.Среди блокнотов с записями Ф.
Повесть «Любимая улица» — одна из лучших книг Фриды Вигдоровой — завершает ее дилогию (первая повесть — «Семейное счастье»). Это книга о семье, о любви, о долге, о человеческих отношениях. О том, что можно быть просто счастливым. Вигдорова возвращает надежду и веру в то, что все будет хорошо.
Повести Ф.Вигдоровой (1915—1965 г.г.) представляют собой единую книгу о педагогическом труде, о том, как Семен Карабанов, один из главных героев «Педагогической поэмы» А. С. Макаренко, пошел по стопам своего учителя и посвятил свою жизнь воспитанию детей, лишенных родителей.Книга эта отнюдь не документальная. Это – повесть-трилогия, увлекательно рассказывающая о трудовой и горячей, богатой горестями и радостями жизни, целиком отданной детям. Это история детского дома, которым руководит Карабанов, а потом, в дни войны, его жена Галина Константиновна (названная в «Педагогической поэме» Черниговкой).
ДОРОГИЕ ЧИТАТЕЛИ!В этом выпуске серии «Новинки детской литературы» напечатана повесть Ф. А. Вигдоровой «Дорога в жизнь».Автор этой повести Ф. А. Вигдорова после окончания педагогического техникума учительствовала в Магнитогорске, а затем, окончив Московский педагогический институт имени В. И. Ленина, преподавала русский язык и литературу в старших классах 610-й московской школы. Впоследствии совмещала учительскую работу с журналистикой. Работала в «Правде» и «Комсомольской правде», писала статьи и очерки об учителях и детях городских и сельских школ.В 1949 году вышла книга Ф.
«Право записывать» – это книга статей, очерков, записей журналистки и писательницы Фриды Вигдоровой (1915–1965). Большая ее часть построена на архивных материалах – писательских и журналистских блокнотах, в которых проявилась одна из главных особенностей таланта Вигдоровой: абсолютный слух на людскую речь и способность художественно воспроизводить услышанное многоголосье. В книгу включена также глава из ее неоконченной повести «Учитель». Помимо текстов Вигдоровой, в книгу вошли фрагменты воспоминаний, статей, выступлений, посвященных ее жизни, творчеству и деятельности.
Издательство Круг — артель писателей, организовавшаяся в Москве в 1922 г. В артели принимали участие почти исключительно «попутчики»: Всеволод Иванов, Л. Сейфуллина, Б. Пастернак, А. Аросев и др., а также (по меркам тех лет) явно буржуазные писатели: Е. Замятин, Б. Пильняк, И. Эренбург. Артелью было организовано издательство с одноименным названием, занявшееся выпуском литературно-художественной русской и переводной литературы.
Документальное повествование о жизненном пути Генерального конструктора авиационных моторов Аркадия Дмитриевича Швецова.
Издательство Круг — артель писателей, организовавшаяся в Москве в 1922. В артели принимали участие почти исключительно «попутчики»: Всеволод Иванов, Л. Сейфуллина, Б. Пастернак, А. Аросев и др., а также (по меркам тех лет) явно буржуазные писатели: Е. Замятин, Б. Пильняк, И. Эренбург. Артелью было организовано издательство с одноименным названием, занявшееся выпуском литературно-художественной русской и переводной литературы.
Основу новой книги известного прозаика, лауреата Государственной премии РСФСР имени М. Горького Анатолия Ткаченко составил роман «Воитель», повествующий о человеке редкого характера, сельском подвижнике. Действие романа происходит на Дальнем Востоке, в одном из амурских сел. Главный врач сельской больницы Яропольцев избирается председателем сельсовета и начинает борьбу с директором-рыбозавода за сокращение вылова лососевых, запасы которых сильно подорваны завышенными планами. Немало неприятностей пришлось пережить Яропольцеву, вплоть до «организованного» исключения из партии.
В сатирическом романе автор высмеивает невежество, семейственность, штурмовщину и карьеризм. В образе незадачливого руководителя комбината бытовых услуг, а затем промкомбината — незаменимого директора Ибрахана и его компании — обличается очковтирательство, показуха и другие отрицательные явления. По оценке большого советского сатирика Леонида Ленча, «роман этот привлекателен своим национальным колоритом, свежестью юмористических красок, великолепием комического сюжета».
Рассказ об островах Курильской гряды, об их флоре и фауне, о проблемах восстановления лесов.