Учитель-психопат - [5]
— Мне нужны книги, — сказал он.
— Какие?
— Разные.
— У нас все книги разные.
Словно разряд электрического тока, нервозность прошла по телу учителя. Но и на этот раз Готов совладал с собой.
Он сделал глубокий вдох и сквозь зубы произнес:
— «Майн Кампф» Гитлера и еще что-нибудь по оккультизму.
— Это вам еще зачем?
— Надо.
— Ничего такого нет.
Готов подошел к столу с подшивками, полистал последний номер «Советской России» и задумчиво произнес:
— Никогда не понимал библиотекарей. Как собаки на сене: ни себе, ни людям. Жалко, что ли?
Нагибина опять уткнулась в заполнение формуляра и только буркнула:
— Сказала, нет такого, значит, нет.
Готов слегка повысил голос:
— Оксана Леонидовна, у Вас как голова… все там нормально работает? У Вас вообще высшее образование? Мне для работы книги нужны. Неужели это как-то комментировать надо?
Школьники оторвались от чтения и с нетерпением ждали продолжения зарождающегося конфликта.
— Вы здесь не кричите, — невозмутимо сказала Нагибина, — не на базаре, а в библиотеке. Сказано, нет таких книг. Идите в городскую…
Прервав ее советы, Готов закричал:
— Обыскать?! Мне обыскать?! Я без всякого ордера, без всякой санкции! Оксана Леонидовна, матушка, я последний раз прошу «Майн Кампф» и что-нибудь по оккультизму. В других школах почему-то все есть, только эта какая-то юродивая, — он подошел к стеллажу и стал перебирать книги руками. — Ой, дерьма-то сколько… так, что это у нас… Аркадий Гайдар. Ну-ну… Кто вообще это читает? О, а это что?! «Рассказы о коммунистах», «Рассказы о партизанах»… так… интересно, посмотрим тираж вот у этого фолианта… У-у-у, 1 500 000 экземпляров. Уму можно даться. А за весь период советской власти сколько таких книг? Вот она, советская литература. Какой-нибудь дебил из союза писателей, графоман, настрочит про коммунистов всё, что спьяну в голову пришло, а его за это миллионными тиражами. Тьфу… Ну, кого, скажите, из советских писателей можно писателем назвать? Фадеева? А что он, собственно, написал такого? Тысячи никому не известных авторов, безликих бумагомарак. Я не имею в виду великих… Алексея Толстого, Пастернака, Мандельштама… Но разве они великие? Они русские. Российские, если хотите. Солженицын, Бродский попытались советскую литературу из говна вытащить, так ведь житья не дали… Смотреть страшно. Не библиотека, а склад макулатуры.
Положив на полку детскую книжку с изображенным на ней оленем, Готов повернулся к Нагибиной. Библиотекарша жевала печенье и, хлопая глазами, смотрела на Готова.
— Да Вы просто непробиваемы, — сказал он, всплеснув руками, — и, наверняка, фригидны. Последний раз спрашиваю, дадите книги?
Нагибина отрицательно помотала головой, взяла из пакета курабье и откусила.
Готов толкнул один стеллаж на другой, и остальные, по принципу домино, опрокинулись на пол. Вышел из библиотеки.
Школьники учтиво бросились собирать разбросанные книги, а Нагибина, на ходу доедая печенье, отправилась жаловаться директору.
Новенький
Готов привел в класс новенького:
— Ребята, познакомьтесь, это Рустам Хамидов. Будет учиться в вашем классе. Он приехал к нам с Кавказа. Они с семьей беженцы. Садись, Рустам, рядом с этой девочкой. Шишкова, подвинься… Вы не смотрите, что он немного черен. Непохожий на тебя, непохожий на меня, просто так прохожий, парень темнокожий.
Школьники с интересом смотрели на новенького. Рустам, стесняясь, сел рядом с Шишковой. Готов также не сводил глаз с юного кавказца.
— Не в службу, а в дружбу, — попросил учитель класс, — не обижайте беженца. Помогайте ему в учебе, возьмите на буксир. А не то он вас зарэжэт, у него кинжяль. Рустам, ты по-русски говоришь?
— Да, немного, — с сильным акцентом сказал Рустам.
— А в истории рубишь?
— Рубишь? — переспросил беженец.
— Рубишь — это значит разбираешься, учил.
— Ну, так, да…
— Посмотрим, посмотрим, поглядим, поглядим, молодой джигит Абхазия Гоги Асибидаашвилли.
— Я не из Абхазии, — тактично поправил Хамидов.
— Неважно. Главное, что ты здесь с нами, а не бегаешь по горам с автоматом, не пасешь баранов.
Готов взял со стола очки и надел. Класс дружно захохотал. Учитель заржал еще истеричней. На линзах очков толстым слоем был налеплен пластилин, и в каждой такой пластилиновой лепешке из центра торчала спичка.
— Очень смешно, — гоготал Готов. Он отодрал пластилин и скатал в шарик. — Я даже не буду спрашивать, кто это сделал. Здорово вы придумали, маленькие ублюдки. И главное, вовремя. Круто подкололи.
Он посмотрел на смеющегося Рустама и крикнул:
— А-а, шайтан, да-а?!!
Улыбка с лица Рустама тут же исчезла. Готов психованно швырнул пластилиновый шарик в стену и положил очки на стол.
— Сколько твой отец русских в Чечне убил? — спросил он.
— У меня, нет, отец не воевал. Мы не из Чечни, — ответил Рустам.
— Так он что, абрек?
— Почему абрек? Нет, не абрек. Он строитель. Мы приехали из…
— Да плевать, по большому счету, откуда вы приехали. Чуркестан — он и есть Чуркестан. Все на одно лицо. Днем ходите, зубы скалите, а ночью дома гексогеном взрываете.
— Мы мирные житель, — обиделся Рустам.
— Мирные житель, ха… Ладно, проехали. Времени мало, давайте заниматься. Петров! Петров, мать!.. Чего не сидится?! Я ведь быстро тебе коридорное образование устрою. И не думайте, что инцидент с пластилином остался незамеченным. Кстати, чуть не забыл, тому, кто в течение недели перепишет от руки учебник истории, пятерка за год обеспечена.
Даже в парфюмерии и косметике есть пробники, и в супермаркетах часто устраивают дегустации съедобной продукции. Я тоже решил сделать пробник своего литературного творчества. Продукта, как ни крути. Чтобы читатель понял, с кем имеет дело, какие мысли есть у автора, как он распоряжается словом, умеет ли одушевить персонажей, вести сюжет. Знакомьтесь, пожалуйста. Здесь сборник мини-рассказов, написанных в разных литературных жанрах – то, что нужно для пробника.
В романе Б. Юхананова «Моментальные записки сентиментального солдатика» за, казалось бы, знакомой формой дневника скрывается особая жанровая игра, суть которой в скрупулезной фиксации каждой секунды бытия. Этой игрой увлечен герой — Никита Ильин — с первого до последнего дня своей службы в армии он записывает все происходящее с ним. Никита ничего не придумывает, он подсматривает, подглядывает, подслушивает за сослуживцами. В своих записках герой с беспощадной откровенностью повествует об армейских буднях — здесь его романтическая душа сталкивается со всеми перипетиями солдатской жизни, встречается с трагическими потерями и переживает опыт самопознания.
Повесть «Пробел» (один из самых абстрактных, «белых» текстов Клода Луи-Комбе), по словам самого писателя, была во многом инспирирована чтением «Откровенных рассказов странника духовному своему отцу», повлекшим его определенный отход от языческих мифологем в сторону христианских, от гибельной для своего сына фигуры Magna Mater к странному симбиозу андрогинных упований и христианской веры. Белизна в «онтологическом триллере» «Пробел» (1980) оказывается отнюдь не бесцветным просветом в бытии, а рифмующимся с белизной неисписанной страницы пробелом, тем Событием par excellence, каковым становится лепра белизны, беспросветное, кромешное обесцвечивание, растворение самой структуры, самой фактуры бытия, расслоение амальгамы плоти и духа, единственно способное стать подложкой, ложем для зачатия нового тела: Текста, в свою очередь пытающегося связать без зазора, каковой неминуемо оборачивается зиянием, слово и существование, жизнь и письмо.
![В долине смертной тени [Эпидемия]](/storage/book-covers/20/20b59336dc28de47dc7a206b6ad9ee6ea45788bb.jpg)
В 2020 году человечество накрыл новый смертоносный вирус. Он повлиял на жизнь едва ли не всех стран на планете, решительно и нагло вторгся в судьбы миллиардов людей, нарушив их привычное существование, а некоторых заставил пережить самый настоящий страх смерти. Многим в этой ситуации пришлось задуматься над фундаментальными принципами, по которым они жили до сих пор. Не все из них прошли проверку этим испытанием, кого-то из людей обстоятельства заставили переосмыслить все то, что еще недавно казалось для них абсолютно незыблемым.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.
Журналист, креативный директор сервиса Xsolla и бывший автор Game.EXE и «Афиши» Андрей Подшибякин и его вторая книга «Игрожур. Великий русский роман про игры» – прямое продолжение первых глав истории, изначально публиковавшихся в «ЖЖ» и в российском PC Gamer, где он был главным редактором. Главный герой «Игрожура» – старшеклассник Юра Черепанов, который переезжает из сибирского городка в Москву, чтобы работать в своём любимом журнале «Мания страны навигаторов». Постепенно герой знакомится с реалиями редакции и понимает, что в издании всё устроено совсем не так, как ему казалось. Содержит нецензурную брань.