Учитель Дымов - [16]

Шрифт
Интервал

Он совершенно успокоился: он как будто уже знал, что будет завтра.

И действительно, он вышел к доске, обвёл взглядом лекторий, кашлянул, проверяя акустику, поздоровался и сказал: меня зовут Владимир Николаевич, я буду читать у вас курс органической химии — и внезапно понял, что видит всю аудиторию, легко различает каждого из полусотни студентов, знает, что и когда должен сказать, чтобы удержать их внимание… возможно, даже знает, какую оценку поставит каждому в конце семестра.

Он улыбнулся, взял сырой, крошащийся мел и начал лекцию.

Хотя привезённые Женей из Москвы документы были в порядке, ректорат КуМИ никак не мог взять в толк, почему москвичка из Первого мёда хочет перевестись к ним, в провинцию. В конце концов Женя сказала: «У меня сюда сестра переехала, а я с ней», что было почти правдой и вполне устроило церберов, охранявших вход в мир прозекторских, операционных и моргов. Так Женя получила студбилет и даже место в общажной комнате с тремя другими медичками, с подозрением смотревшими на серьёзную большеглазую девушку, приехавшую из самой Москвы.

Нам, выросшим во времена повальной телефонизации, трудно представить, как связывались между собою люди того времени. На вахте общежития был телефон, и Жене каждый раз надо было просить у вахтёрши чёрный эбонитовый аппарат с крутящимся тугим диском. Набрав номер общежития КуАИ, Женя звала Олю или Володю из двести тринадцатой комнаты, и потому весь их разговор слушали вахтёры двух общаг: немолодая оплывшая брюнетка из медицинского и хромой фронтовик, густобровый и вечно небритый. Максимум, что можно было сказать: я к тебе зайду через часок? — формальный и бессмысленный вопрос, Женя и так знала, что Оленька никуда не выходит, по–кошачьи свернувшись в углублении панцирной сетки и дожидаясь возвращения Володи, и, значит, можно было и без всякого звонка дойти до авиационной общаги. Но дорога в один конец отнимала почти час, март выдался снежным и холодным, занятия в институте оказались ничуть не легче, чем в Первом мёде, и потому, когда вахтёрша стукнула в дверь Жениной комнаты, чтобы позвать её к телефону, Женя поняла, что не видела Володю и Оленьку уже две недели.

Она прошла промозглым коридором, гадая, что же могло случиться — неужели просто так позвонили? — и, только услышав сквозь треск довольный Володин голос, поняла, даже не разобрав слов, что на этот раз всё в порядке и сегодня новости, если они и есть, только хорошие. И тут, наконец, Володя прорвался через электростатику помех и прокричал:

— Квартира! Нам дали квартиру!

Квартира, выделенная семье Дымовых, располагалась в старом, ещё прошлого века, доме. Когда, запыхавшись, Женя подбежала к подъезду, она увидела, что рядом с Володей и Оленькой стоит невысокий седой мужчина: круглое лицо, очки в узкой оправе.

— Знакомьтесь, — сказал Володя, — это Валя, Валентин Иванович, он–то меня сюда и вытащил. А это — Женя, Олина сестра.

Валентин Иванович протянул руку, и, пожимая её, Женя заметила, что верхняя фаланга указательного пальца неестественно искривлена влево. Женя поскорее отпустила ладонь, но все равно где–то вдоль спины пробежала покалывающая гадливая дрожь.

Они поднялись на второй этаж, Валентин открыл дверь и передал ключ Володе:

— Принимай жильё, хозяин!

Потёртая казённая мебель придавала квартире официальный и нежилой вид, и от этого Жене казалось, будто они все четверо пришли в приёмную и ожидают, пока их вызовут в кабинет, — точь–в–точь как ждала она, пока ректорат КуМИ примет решение на её счёт.

Квартира была совсем небольшая — комната, кухня и санузел. Женя подошла к окну. Во дворе дети штурмовали снежную крепость, видимо, уже последний раз в этом году: на тротуарах блестели лужицы талой воды, в них отражалось мартовское солнце.

— Надо выпить, — сказал Валентин, доставая из портфеля чекушку, и Женя пошла на кухню, где сразу же нашла в буфете несколько рюмок (и сразу выбросила одну, треснутую, — плохая примета).

Валентин разлил, мужчины выпили. Оленька с погасшим лицом опустилась на диван: то ли у неё уже не было сил радоваться, то ли она была разочарована тем, насколько новая квартира не похожа на её московское жильё. Через пять минут Володя уже жаловался Валентину, что институтские снабженцы никак не хотят принять у него заказ на новое оборудование, и Женя, не слушая мужской разговор, ещё раз прошлась по квартире. Диван мы развернём, думала она, а стол поставим к окну, чтобы Володя за ним работал. Тот стул выкинем: все равно он вот–вот развалится, не дай бог кто–нибудь шею себе свернёт. Посуды ещё купим, видела на барахолке совсем недорого. А вот сюда прибьём что–нибудь, пальто вешать… хотя бы гвоздь или крюк какой–нибудь… Женя деловито ходила мягкой хозяйской походкой из комнаты на кухню, а потом назад в комнату, и постепенно под её взглядом квартира оживала: ведь это был первый дом, который был именно её — не мамы с папой, не тёти Маши, а именно её, Женин. Теперь только она решала, что и как здесь будет, и радость поднималась в её душе мелкими шампанскими пузырьками. Лишь на секунду Женя замерла: постой, это ведь не твой дом, это дом Володи и Оленьки!


Еще от автора Сергей Юрьевич Кузнецов
Хоровод воды

Сергей Кузнецов – журналист, писатель, известный сетевой деятель. Автор романов «Шкурка бабочки», «Нет» (в соавторстве с Линор Горалик), трилогии «Девяностые: сказки».Герои нового романа «Хоровод воды» – современные жители мегаполиса, у них нет практически ничего общего – только ушедшие поколения предков: каждый из них – часть одной большой семьи. Только не все об этом знают…Время, как толща воды, разделяет людей из разных эпох. Среди них – русский дворянин, ставший чекистом, и продавец обувного магазина, женщина-снайпер и когда-то талантливый спившийся художник, бизнесмен-аквариумист и ученый-шестидесятник.


Шкурка бабочки

«Когда-то я мечтал быть рок-звездой. Стоять на сцене, залитой кровью, как Игги Поп или Ник Рок-н-Ролл. Моя мечта сбылась. Я стал серийным убийцей».Интернет-газета рассказывает о преступлениях маньяка-убийцы. Амбициозная журналистка, склонная к мазохизму, ищет экстремального секса. Маньяк убивает снова и снова. Эти двое искали друг друга всю жизнь. Там, где они встретятся, останется лишь пустота и боль. А боль не знает лжи.«Я бы хотел написать книгу, где красота природы и красота смерти слились бы воедино. Эта книга была бы ложью – потому что, когда убиваешь, не думаешь о временах года.


Нет

В мире, где главный враг творчества – политкорректность, а чужие эмоции – ходовой товар, где важнейшим из искусств является порнография, а художественная гимнастика ушла в подполье, где тело взрослого человека при желании модифицируется хоть в маленького ребенка, хоть в большого крота, в мире образца 2060 года, жестоком и безумном не менее и не более, чем мир сегодняшний, наступает закат золотого века. Деятели индустрии, навсегда уничтожившей кино, проживают свою, казалось бы, экстравагантную повседневность – и она, как любая повседневность, оборачивается адом.


Серенький Волчок

Знаменитый испанец Артуро Перес-Реверте благословил Сергея Кузнецова на писательские подвиги и не ошибся: романы Кузнецова — образец увлекательной интеллектуальной литературы, в которых комизм переплетается с трагизмом, а напряженная интрига и динамичный сюжет соседствуют с чистой лирикой. …Эти люди считали себя яппи. Они были уверены, что с ними ничего не может случиться. Они ужинали в лучших ресторанах и пили кофе в редких московских кофейнях. Москва, август 1998-го, экономический кризис. Таинственное убийство.


Веселые человечки: культурные герои советского детства

Сборник статей о персонажах детских книг, кино-, теле- и мультфильмов.Карлсон и Винни-Пух, Буратино и Электроник, Айболит и Кот Леопольд, Чебурашка и Хрюша — все эти персонажи составляют «пантеон» советского детства, вплоть до настоящего времени никогда не изучавшийся в качестве единого социокультурного явления. Этот сборник статей, написанных специалистами по разным дисциплинам (историками литературы, антропологами, фольклористами, киноведами…), представляет первый опыт такого исследования. Персонажи, которым посвящена эта книга, давно уже вышли за пределы книг, фильмов или телепередач, где появились впервые, и «собрали» вокруг себя множество новых смыслов, став своего рода «иероглифами» культурного сознания современной России.


Семь лепестков

В один из летних дней 1994 года в разных концах Москвы погибают две девушки. Они не знакомы друг с другом, но в истории смерти каждой фигурирует цифра «7». Разгадка их гибели кроется в прошлом – в далеких временах детских сказок, в которых сбываются все желания, Один за другим отлетают семь лепестков, открывая тайны детства и мечты юности. Но только в наркотическом галлюцинозе герои приходят к разгадке преступления.Автор этого романа – известный кинокритик, ветеран русского Интернета, культовый автор глянцевых журналов и комментатор Томаса Пинчона.Эта книга – первый роман его трилогии о девяностых годах, герметический детектив, словно написанный в соавторстве с Рексом Стаутом и Ирвином Уэлшем.


Рекомендуем почитать
Слоны могут играть в футбол

Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.


Плановый апокалипсис

В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.