Учитель драмы - [2]
Только наутро после мальчишника я показала ему эту карточку – надеялась, что не заметит смазанный шрифт из-за похмелья.
Липовое удостоверение – далеко не самое большое вранье в нашем браке. Официально я все еще была замужем за Озом. Потому что заявление на развод и неизбежная бумажная волокита привели бы ко мне полицию, которую все еще интересовала моя роль в финансовых махинациях супруга.
Рэнди тем временем перешел в режим агента по недвижимости:
– Грейси, тебе нужно получить свою кредитную линию. Сейчас. И если понадобятся деньги, никто не узнает о паре пропущенных выплат по ипотеке.
– Паре? Ты говорил, что в прошлом месяце был первый раз!
– Мне надо идти. – Он понизил голос. – Главный только что пришел.
Я повесила трубку, провела детей через стеклянные вращающиеся двери, и мы с головой нырнули в невыносимую полуденную духоту. Это был 2010 год, самое жаркое лето в Нью-Йорке за всю историю наблюдений. Серое, но неожиданно светлое небо слепило глаза, волны горячих выхлопов плавили воздух на парковке.
Фитц уговорил Китти уцепиться за него и побежать вместе.
– Давай! Будешь моим реактивным ранцем!
– Осторожнее, – предупредила я, потому что эта игра почти всегда заканчивалась ободранными коленками.
– Мы очень осторожно, – сказал Фитц, осуждающе глядя на меня с явным намеком, что я зря драматизирую.
Петли ведущих в бассейн дверей скрипнули, несколько женских голов повернулись в нашу сторону.
Я никогда не была особо тщеславной, но мне стало интересно, что же при взгляде на меня видят эти дамы, только что после полной эпиляции и грязевой ванны.
Если бы мы встретились в Гилдхолле, где я училась драматическому искусству, они бы увидели дерзкую девицу с растрепанным гнездом рыжих кудряшек, считающую, что сидеть на мокрой траве и пить сидр – это такая же важная часть образования, как и декламировать Шекспира. Я тогда пела в тви-поп[4] группе, скручивала идеальные косяки, одевалась весьма экстравагантно, да и компания была под стать: помню, как я разгуливала в коротеньких шортиках и кимоно под руку с неряшливым бисексуалом из Королевского колледжа. Не то чтобы все тут же оборачивались, стоило мне войти в комнату, но в юности мне определенно сопутствовало триединство успеха: амбиции, харизма и немного удачи.
В тридцать с хвостиком у меня уже был Фитц, которого я таскала с собой в модном тогда слинге, а мечты об актерской карьере на подмостках Вест-Энда стали далеким воспоминанием. Но даже тогда я сохраняла дух изысканного бунтарства. Я носила воротнички, как у Питера Пэна, с закругленными краешками, вместе с черными кожаными мини-юбками. Приправляла речь французскими словечками и ругательствами. Я прекрасно себя чувствовала в загородных домах с пятнадцатью спальнями и даже помогала Озу обхаживать инвесторов, чтобы те вкладывали деньги в турецкие кондоминиумы.
Потом, конечно, против него выдвинули обвинения, мы разъехались, и я, в свои тридцать с небольшим, оказалась в Америке «замужем» за успешным риелтором, Рэнди. Староватая для инженю, я примерила роль избалованной домохозяйки. Полностью полагалась на «мужа», который занимался перепродажей домов, зарабатывал на субаренде и закрывал по две-три сделки в неделю. Мой образ жизни можно было назвать праздным: организовывала вечеринки и составляла меню, коллекционировала посуду от Ле Крейзе и духи от Джо Малон. А еще я забеременела Китти. Когда, казалось, у меня было все, рынок недвижимости обвалился и настали времена, требующие отчаянных мер.
Если бы кто-то увидел меня в тот день в Оделл, то испытал бы скорее жалость, а не благоговение. Без регулярных посещений салона рыжие волосы потускнели. Лишившись членства в фитнес-клубе, я раздалась в области талии и бедер, и тело стало похоже на подсдутый батут.
Бассейн был средненький, если учитывать количество шезлонгов. Никто нас здесь, конечно, не ждал. Я не хотела, чтобы Фитц сильно расстроился, поэтому планировала невинную ложь: проблемы с машиной, испорченный фруктовый сок и больной живот или травма из-за навязчивого желания поковыряться в носу – «Мама Калеба тут только что написала…».
К тому же я совсем забыла упаковать нам обед, поэтому в моих интересах было проявить максимум дружелюбия.
Рядом с неглубокой частью бассейна сидела пенсионерка одинокого вида. Она попивала огуречную воду, замотанная в огромный индийский платок, дупатту, и ее богатство бросалось в глаза так же, как шрамы от подтяжек возле ушей. Я остановилась напротив нее, зевнула, демонстрируя скуку, и она рефлекторно меня отзеркалила. Но потом она посмотрела на Фитца и Китти с выражением явного детоненавистничества, и я продолжила поиски, двинувшись вдоль ряда шезлонгов.
Мы прошли мимо малышки, которая сжимала в руках теннисный мячик и цеплялась за свою няню:
– Хочешь посидеть в теньке? – спросила женщина с карибским акцентом, шумно передвигая стульчик.
Обошли стороной молодую содержанку, которая в красках описывала подружке свой ланч:
