Учитель драмы - [3]

– Я взяла китайскую лапшу, и она была ну пр-о-осто потрясающая. Только я попросила свинину заменить на яйцо и овощи.

«А вот и оно», – подумала я.

На дальнем конце лягушатника сидели две молодые мамочки и обсуждали переход своих детишек в следующий класс, а расположившаяся чуть в стороне от них третья изо всех сил делала вид, что не подслушивает.

– Так кто будет у Иззи, говоришь? – спросила одна из женщин. – О, ясно. Ну, в третьих классах все учителя отличные. Я слышала, Лейла тоже будет там учиться. И Уиллоу. О, и Олли Гуэрра. Его родители недавно купили дом Диланов.

Когда телефон пассивной наблюдательницы зазвонил, она прекратила шпионить и стала рыться в своей жуткой дешевой сумочке с надписью «Доброта всегда в моде».

Я подтолкнула детей поближе и села рядом с этой женщиной, но так, чтобы не показаться навязчивой. Оставила свободным соседний лежак и начала наблюдать: она пыталась одновременно разговаривать по телефону и присматривать за девочкой-азиаткой в розовых очках под цвет майки с ананасами. Сама женщина была в брендовой панаме – такую жители Манхэттена обычно выбирают для поездок за город. Но наивную провинциальность все равно было не скрыть: ее оттенок кожи явно намекал на увлечение автозагаром, а здешние мамочки предпочитали аристократическую бледность.

Она недовольно, но спокойно распутывала прядь волос своей дочери.

– Мне кажется, это неподходящие сережки для бассейна. Это же бабушкин жемчуг, понимаешь?

Я аккуратно начала снимать платье с Китти – никаких резких движений, ничего, что могло бы привлечь лишнее внимание. Нужно было только заявить о своем существовании женщине рядом.

С водяными очками, болтающимися в руках, Фитц рванул к бассейну.

– Шагом, пожалуйста! – крикнула я ему вслед и обратилась к Китти: – Давай-ка наденем эту шляпку, чтобы твое милое личико не сгорело.

– Не хочу шляпу!

Краем глаза я заметила телефон той женщины – ее палец с ярким ногтем замер на экране. Я вздохнула чуть громче, чем нужно.

– Когда мы в прошлый раз сюда приходили, ты вся обгорела, Сосисочка. Я тогда почувствовала себя худшей мамой на свете!

Женщина подняла голову – интересно, что именно из сказанного ее привлекло? Наверное, дело было в чувстве превосходства. Женщины слетаются на чужие неудачи как мотыльки на пламя.

– Твоя мамочка права, – сказала она Китти. – В прошлом году мы были на Лонг-Бич, я отправила свою Габи на пляж с хвостиками и не стала мазать пробор солнцезащитным кремом. У нее вся кожа покрылась волдырями! Как будто ей волосы пересаживали.

– Не против, если я подвинусь? – Я уже перекладывала сумку на соседний шезлонг.

– Конечно, – сказала она приятным звонким фальцетом. В нем не было повелительной интонации, только девичий энтузиазм.

– Супер! Это марево просто сводит с ума.

Придвинувшись, я смогла рассмотреть ее дизайнерский купальник. С глубоким декольте и замысловатыми вырезами по бокам, он подчеркивал ее чрезмерную худобу. Руки были костлявыми, мышц не видно. Наверняка она – одна из тех девушек с дисморфофобией, которые считают себя коровами, хотя сами как перышко.

Я сняла платье, даже не пытаясь втянуть живот. Никаких кубиков там уже не было – один большой шарик.

– Летом у меня всегда появляется ностальгия по двадцатым, – сказала я.

– Предложи мне кучу денег, и я все равно не соглашусь снова стать двадцатилетней. – Она нахмурилась, а потом поспешно попыталась сменить мрачное выражение на неловкую улыбку.

– Я имею в виду двадцатые годы. Тогда женщины прикрывали почти все тело – сейчас я бы сделала это с радостью.

– Ой, брось… – она начала возражать, но быстро растеряла уверенность.

Я прихлопнула невидимого комара.

– Так много мошкары! – сказала я с намеренно выразительным британским акцентом.

Улыбнувшись, она назвала мне какой-то бренд органических средств от насекомых на основе гвоздики и мяты.

– А в Британии с насекомыми борются джином с тоником перед ужином.

– Поняла. Ты англичанка, – по ее лицу пробежала тень раздражения. – Могла бы и догадаться по акценту. Да уж! Видимо, у меня совсем мозг разжижился после массажа.

Подбежала ее дочка, вся мокрая, и начала канючить:

– А теперь мы можем поесть мороженого?

– Мы сначала закажем обед. Договорились? – Она съежилась, будто ее мнение на этот счет не имело никакого значения.

Про себя я подумала, тяжелее ли отказывать приемным детям. Ее девочка была китаянкой. Сама она выглядела как еврейка или итальянка.

– Как вам удается попадать на массаж с этой очаровашкой? – спросила я.

– Это еженедельная традиция. Мы приезжаем из Вудстока с моей подругой Эбигейл…

– О, Эбигейл Браун?

– Нет, она Эбигейл Уиллер. Вы знакомы?

Я покачала головой. В Вудстоке я не знала ни души. Мне просто захотелось заставить ее думать, что мы вращаемся в одних кругах.

– Каждый год мы с Эбигейл покупаем абонементы на целый сезон. Она присматривает за девочками у бассейна, когда я иду на массаж или к косметологу. А потом моя очередь следить за ее малышкой, Хлоей. Это помогает не свихнуться.

– А сейчас она в спа?

– Была, чуть пораньше. Сегодня ей пришлось уйти пораньше.

– Замечательная у вас система. Кажется, мой последний массаж был еще до родов. – Я указала рукой в сторону детского бассейна: Фитц с упоением нырял, а Китти плескалась, держась за металлический поручень. – Вот это моя. Китти. Ей два. А рядом с ней Фитц, ему пять.