Училка - [66]
– Как они меня достали, – шепотом сообщила Лена. – При них ни о чем нельзя говорить. Ох, спасибо тебе! Думала, с ума сойду. До сих пор голова кружится. Выпила не так уж много, там открытая бутылка была, остатки. Просто так на меня подействовала ситуация… Нервный срыв типа.
– Тебе точно лучше?
– Нет, – мрачно покачала головой Конова. – Лучше мне теперь будет не скоро. Короче, видишь, какие они? Деревенские… И еще Толик приедет, урод толстый. Все лето ко мне подкатывал. И дружки его вонючие, козлы, бухари. Короче, сброд. Свалю, уеду куда-нибудь. На море, может быть. А ты ко мне потом приедешь, летом. А то здесь отстой один, как будто весь город сделан из слякоти.
– Вспомнила она про лето. Новый год скоро, – сказал Турка. – А я никогда не был на море. Все как-то денег нет у родичей. То одно, то другое.
– Поехать бы вдвоем! – мечтательно протянула Лена. – Хотел бы?
– Еще бы! Да ты так не переживай, – сказал Турка и сделал глоток. Кофе уже остыл, но над кружками вилась дымка пара. – Образуется все как-нибудь. Если Толик этот полезет, то мне скажешь, поговорю. И это, даже думать не смей про «мама, забери меня».
– Легко тебе говорить! Просто мне все надоело, а теперь еще и тети нет. Ну, кому я нужна? Когда вот такая погода и приближается Новый год, кажется, что весна никогда не настанет. Иногда мне снятся страшные сны. Снятся сны, что мне не дожить до весны… Снится, что вовсе весна умерла.
– Ты что, вообще? – округлил глаза Турка.
– Это песня. Смысловые галлюцинации.
– Мне, Лен… Ты нужна мне. Это, про вены… Даже не думай. И больше «травку» не кури, ладно? У тебя есть я. Правда же, ну?
Они обнялись и долго стояли, глядя в темноту за окном. Напротив, один за другим зажигались желтые прямоугольники окон.
Разорвалась петарда, и эхо злорадно подхватило отголоски хлопка.
– Давай разбирай. В армию идти собираешься? Или так и будешь хохотать всю жизнь?
– А чо-о?
– Давай, Вол, – Василий Иванович мотнул дулом «калашникова». – Тут нет ничего страшного.
Вол все-таки вышел к доске. Небывалый случай. Турка вперился в него взглядом. Лицо изрыто оспинами и кратерами от уже выдавленных и только назревающих прыщей. Волосы сальные, с перхотью, и губы потрескавшиеся, обветренные.
Вол неуверенно взял предложенный Чапаем автомат. Постучал по пеналу с принадлежностями, поковырял ногтем приклад. Попытался выудить шомпол, но тот не поддавался, потому что Вол тянул недостаточно сильно. Лицо у него мигом покраснело, лоб прорезали морщины. Он сосредоточился и вдруг оторвал рожок. Автомат выскользнул из вспотевших пальцев и загрохотал по паркету.
– Ничего, подымай. Это ж не фарфоровая статуэтка, ничего с ним не случится. Лишь бы паркет не поцарапал.
– У него кровь, – сказал Водовозов Гриша.
– Капает, – эхом отозвался его брат Леша. Близнецы лучше и быстрее всех выполняли сборку-разборку. И дело не только в том, что они сидели за первой партой. У них было какое-то врожденное чутье. Собственно, их «электроподелка» заняла второе место на областных соревнованиях, то есть руки у Водовозовых росли из нужного места.
Хотя они и говорили, тоже хором, что «второе место – для неудачников».
– Елки-палки! Руки изнеженные, как у барышень! Иди в медпункт, пусть там тебе перекисью зальют царапину. Вол, ты слышишь?
– Угу, – промычал тот, тупо оглядывая царапину. «Калаш» он уже поднял и теперь вертел в руках рожок. – Блин, почему не получается?
– Потому что ты тупой, Вол! – сказал Мнушкин.
– Мнушкин! Давай выходи. В норматив уложишься?
– Да я это… Можно потом?
– Быстро, – мотнул головой Василий Иванович. – Сейчас посмотрим, какой ты острый! – Чапай выделил последнее слово.
Естественно, у Мнушкина получилось чуть лучше, но в норматив он не уложился. Обэжэшник скупо похвалил Женю и сказал, что «дело тут не в уме, а в сноровке, и чтоб впредь он ничего подобного не слышал». Следом вышел Вова.
– Готов, Плетнев? На старт! Внимание! Марш! – Чапай нажал на кнопку секундомера. В руках у Вовки замелькали детали. Щелчок, звон, лязг, стук. Вова передернул затвор, положил автомат на парту и поднял ладони.
– Фига се! – присвистнул Водовозов. – Сколько там?
– Двадцать восемь секунд, – протянул Чапай. Он глядел поверх очков то Вовку, то на «калашников», то на секундомер.
– У меня тридцать пять было! Как так?!
– Давай еще раз, Плетнев!
Снова в руках у Вовки замелькали детали. Турка не успевал следить за движениями. То же самое, как глядеть на пальцы скрипача или пианиста. Уверенность, напор, выверенные, без всяких излишков, движения. Щелчок, еще щелчок, глухой перекат металлического ствола по ДСП-шной крышке парты. Вот ствол смотрит в потолок, зияя дырой «магазина». А вот полностью собранный автомат лежит перед изумленным близнецом Водовозовым.
– Стоп! Сейчас даже быстрее, на пару сотых… Ну ты и монстр! Так, я понял. Давай, Гриша, засечем тебя. – Водовозов пожал плечами и оглянулся, ухмыляясь. Вовка отошел чуть в сторону, сохранная достоинство. Хазова ждала его за партой, пряча взгляд. С ней пока так никто и не разговаривал, бойкот не отменили.
– Погнал!
Близнец Гриша тоже справился быстро. Но все-таки до результата Вовки не дотянул.
Всего за неделю ОНИ истребили наиболее слабых, а спустя месяц планета явила новый облик. Герои спасают друг друга, пытаясь найти ответ: это конец? А если нет, то что будет дальше? .
В трудной 75-ой школе еще не стихли отголоски скандала, эхо которого плавно перерастает в настоящую симфонию ужаса. Артур Давыдов в поисках пропавшей девушки распутывает нити, которые дергает сама судьба. А как долго вы смогли бы греть в сердце надежду? Чем бы пожертвовали ради любви? Примечания автора: Выхода на бумаге не будет — слишком шокирующе.
В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.
Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.
Один из ключевых признаков современной постмодернистской литературы – фантасмагоричность. Желая выявить сущность предмета или явления, автор представляет их читателю в утрированной, невероятной, доведенной до абсурда форме. Из привычных реалий складываются новые фантастические миры, погружающие созерцающего все глубже в задумку создателя произведения. В современной русской литературе можно найти множество таких примеров. Один из них – книга Анатолия Субботина «Мадонна и свиньи». В сборник вошли рассказы разных лет, в том числе «Старики», «Последнее путешествие Синдбада», «Новогодний подарок», «Ангел» и другие. В этих коротких, но емких историях автор переплетает сон и реальность, нагромождает невероятное и абсурдное на знакомые всем события, эмоции и чувства.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.