Ученик воина - [7]

– Он не спрашивал тебя о том, поменяешь ли ты имя?

– Что? – вытаращился Майлз.

– Дать тебе родовое имя по обычаю. Он говорил, что когда ты… – она осеклась, но Майлз полностью уловил смысл этого полу-откровения.

– Ах, вот как. Когда я стану офицером, он намеревается уступить и позволить мне носить приличествующее наследнику имя? Как мило с его стороны. По сути, с опозданием на семнадцать лет…

– Я никогда не могла понять, в чем вообще дело.

– Ну, ведь мое имя – Майлз Нейсмит, по отцу моей матери, а не Петр Майлз, по обоим дедам? Все восходит к скандалу при моем рождении. Очевидно, когда родители оправились от солтоксинового газа и обнаружили, что зародыш пострадал – кстати, считается, что я этого не знаю – то дед настаивал на аборте. Он устроил крупную ссору с моими родителями – ну, полагаю, с матерью, а отец оказался меж двух огней. Когда отец ее поддержал, а дела осадил, тот обиделся и потребовал, чтобы мне не давали его имени. Потом он успокоился, когда обнаружил, что я не такое уж сплошное несчастье. – Майлз деланно ухмыльнулся и побарабанил пальцами по подлокотнику. – Значит, он размышлял над тем, как бы проглотить обиду и взять свои слова назад? Может, даже лучше, что я засыпался. Чего доброго, он бы ею подавился. – Он стиснул зубы; хватит желчи. Ему захотелось взять обратно свою последнюю тираду. Не стоит представать перед Еленой безобразней, чем он и так есть.

– Я знаю, как ты упорно ты тренировался. Я… мне жаль.

Он сделал попытку плоско пошутить: – И вполовину не так жаль, как мне самому. Эх, если бы ты сдавала физподготовку за меня. Из нас двоих вышел бы один отличный офицер.

С ее губ вдруг внезапно сорвалось – с той непосредственностью, какая была присуща им обоим в детстве: – Да, но по барраярским стандартам я еще ущербнее тебя. Я же женщина. Мне даже не разрешили бы подать прошение о сдаче экзаменов.

Он поднял брови, неохотно соглашаясь. – Знаю. Нелепо. Со всем, чему научил тебя твой отец, тебе надо только пройти курс по тяжелому вооружению – и ты безусловно задавишь девять десятых из тех парней, что я там видел. Подумай – сержант Елена Ботари.

– Теперь ты меня дразнишь, – расстроилась она.

– Просто говорю с тобой как один штатский с другим, – частично извинился Майлз.

Она кивком выразила мрачное согласие, потом оживилась, вспомнив про цель своего прихода:

– О, да. Твоя мама прислала меня привести тебя на обед.

– А-а. – Он рывком поднялся на ноги, зашипев от боли. – Вот этого офицера никто не ослушается. Капитан адмирала.

Этот образ вызвал у Елены улыбку. – Да. Она же была офицером у бетанцев, и никто не считает ее странной и не критикует за желание нарушить правила.

– Наоборот. Она настолько странная, что никто и не думает попытаться загнать ее в рамки правил. Она просто постоянно делает все по-своему.

– Хотела бы я быть бетанкой, – угрюмо произнесла Елена.

– О, не впадай в это заблуждение – она странная и по бетанским меркам. Хотя, думаю, Колония Бета тебе бы понравилась – местами, – задумчиво произнес он.

– Я никогда не попаду на другую планету.

Майлз проницательно посмотрел на нее.

– Что тебя мучает?

Она пожала плечами: – Ну, ты же знаешь моего отца. Он так консервативен. Ему бы родиться лет двести назад. Ты – единственный из известных мне людей, кто не считает его ненормальным. Он просто параноик.

– Знаю – но для телохранителя такое качество очень полезно. Его патологическая подозрительность дважды спасала мне жизнь.

– Тебе бы тоже надо было родиться лет двести назад.

– Нет уж, спасибо. Меня бы прирезали при рождении.

– Ну да, верно, – признала Елена. – В общем, сегодня утром – как гром среди ясного неба – он затеял разговор о том, как бы устроить мое замужество.

Майлз резко затормозил, вскинув на нее взгляд:

– Неужели? Что он сказал?

– Немного. – Она пожала плечами. – Просто упомянул об этом. Я хотела бы… не знаю. Вот если бы моя мама была жива…

– А… Ну, есть еще и моя – если тебе нужно с кем-то поговорить. Или -– или есть я сам. Ты можешь рассказать мне, верно?

Она благодарно улыбнулась: – Спасибо.

Они дошли до лестницы. Она помедлила; он ждал.

– Знаешь, н больше никогда не говорит про мою маму. Еще с тех пор, как мне исполнилось двенадцать. А раньше обычно рассказывал мне про нее длинные истории – ну, для него длинные. Я подумала – может, он начал ее забывать?

– Не думаю, что это так. Я вижу его куда больше тебя. Он никогда даже не глядел на другую женщину, – попытался ее утешить Майлз.

Они двинулись вниз по лестнице. Ноющие ноги ступали неуклюже; ему приходилось преодолевать ступеньки, по пингвиньи шаркая. Он кинул на Елену смущенный взгляд и крепко вцепился в перила.

– Почему бы тебе не воспользоваться лифтом? – вдруг спросила она, глядя, как неуверенно он ставит ноги.

Если еще и ты примешься вести себя со мной, как с калекой… Он окинул взглядом уходящую вниз сверкающую спираль лестничных перил. – Мне сказали избегать нагрузки на ноги. Но не уточнили, как… – Майлз взобрался на перила и, обернувшись через плечо, послал Елене озорную ухмылку.

На ее лице отразилась смесь изумления и ужаса. – Майлз, ты псих! Если ты свалишься оттуда, то переломаешь кости все до одной…