Ученик архитектора - [60]

– Учитель, я вас не понимаю, – повторил окончательно сбитый с толку Джахан.

– Со временем поймешь, – успокоил его Синан. – Архитектура – это разговор с Богом. А слова Бога с наибольшей ясностью слышны именно в центре Мироздания.

– Но где же он, этот центр? – спросил Джахан.

Однако прежде, чем Синан успел ответить, к ним подбежал Снежный Габриэль. Он запыхался, а лицо его было белым как мел.

– Учитель, похоже, над нами тяготеет проклятие! Наш мрамор…

Вот уже несколько недель строители ждали, когда им доставят мрамор из Александрии. Наконец судно прибыло, но без долгожданного груза. В ответ на расспросы капитан объяснил, что в пути корабль был захвачен штормом столь сильным, что, спасая свои жизни, моряки были вынуждены выбросить за борт бо́льшую часть грузов. Рассказ его ни у кого не вызвал доверия, но и доказать обратное не представлялось возможным. Синану пришлось внести в проект изменения, сократив количество мраморных столпов.

Время шло, и султан Сулейман проявлял все большее нетерпение. Мечеть, которой предстояло носить его имя, не была завершена в положенный срок, и правитель ставил это в вину строителям. Меж тем прекрасные мраморные колонны, предназначенные для украшения мечети Сулеймание, лежали на дне Красного моря, и вокруг них кружили стаи рыб.

* * *

– Эй, погонщик! Ты где?

Джахан выскочил из сарая. Стоило ему увидеть Михримах, как у него перехватило дыхание. Да, это была она, в блестящем шелковом платье синего цвета. Как ни удивительно, дочь султана пришла одна, и взгляд, который она бросила на юношу, был исполнен такой нежности, что внутри у него все задрожало.

– Вы вновь удостоили нас великой чести, – пробормотал он, рухнув на колени.

– У меня есть новость для Чоты, – сообщила гостья и, сделав многозначительную паузу, уставилась на Джахана, который, ясное дело, просто умирал от любопытства. Девушке явно нравилось наблюдать за ним. – Австрийский посол привез во дворец своего художника. Говорят, это на редкость искусный мастер. Посол попросил моего отца, чтобы он позволил художнику нарисовать слона.

– И что же ответил наш милостивый султан?

– Он уже собирался было отказать, но я упросила отца все же дать разрешение. Картина наверняка получится очень красивая. К тому же это всего лишь слон. Говорят, в стране франков все стены во дворцах увешаны портретами королей и королев и они выглядят как живые. Там даже купцы заказывают художникам свои портреты. Представь себе, живописцам там позволено рисовать женщин, – почти шепотом добавила Михримах.

Уловив в ее голосе мечтательные нотки, Джахан осмелился спросить:

– Светлейшая госпожа тоже хотела бы иметь свой портрет?

– Вот глупости! – возмутилась Михримах. – Разве ты не понимаешь, что это невозможно?

Джахан, испуганный тем, что ненароком переступил границу допустимого, рассыпался в извинениях. Ему отчаянно хотелось сказать дочери султана, что в воображении он беспрестанно рисует ее портреты. Хотелось признаться, что стоит ему закрыть глаза, как она встает перед его мысленным взором и он любуется ее лицом, прекрасным, словно молодая луна.

– Я не художник, но мог бы запечатлеть вас, светлейшая госпожа, – набравшись смелости, выпалил Джахан. – Не беспокойтесь, никто об этом не узнает.

– Ты что, хочешь сказать, будто у тебя хватит дерзости изобразить мое лицо? – нахмурилась Михримах. – И как, по-твоему, я должна отнестись к этому?

По ее тону Джахан никак не мог понять, действительно ли она сердится или же смеется над ним. Но мысль о том, что их свяжет общая тайна, была слишком соблазнительна, чтобы с легкостью от нее отказаться.

– С чего ты вообще вообразил, что я позволю тебе подобную дерзость? – спросила Михримах, приблизившись к нему почти вплотную.

– Светлейшая госпожа, – дрогнувшим голосом произнес Джахан, – поверьте, я вижу вас такой, какой не способен увидеть более никто.

И он закрыл глаза, ожидая вспышки гнева. Но, как ни странно, дочь султана хранила молчание.

* * *

Бусбек, австрийский посол, отличался чрезвычайно любознательным нравом. Всякий раз, когда его приглашали во дворец обсудить государственные дела, он просил разрешения по завершении аудиенции посетить придворный зверинец. Интерес, который возбуждали в Бусбеке дикие животные, был столь велик, что в посольском саду он устроил собственный небольшой зоосад, который в округе прозвали «Ноевым ковчегом». В клетках и вольерах там содержались олени, ласки, соболи, рыси, орлы, обезьяны, всевозможные змеи, мулы, волк, медведь и даже свинья, внушавшая слугам-мусульманам ужас и отвращение. Но особое восхищение посла вызывали тигры и слон.

Именно Бусбек представил при дворе своего соотечественника, художника по имени Мельхиор Лорк. Прибыв во владения Оттоманской империи, тот рисовал янычаров с мушкетами, верблюдов, перевозивших военные барабаны, носильщиков, согнувшихся под тяжестью грузов, а также всевозможные древние руины. Но у него имелось два заветных желания: написать портреты нескольких оттоманских женщин в традиционных нарядах и изобразить белого слона, обитавшего в придворном зверинце. После того как султан предоставил живописцу возможность осуществить вторую мечту, в жизни Джахана и Чоты произошли перемены. Теперь погонщик и слон дважды в неделю отправлялись в дом посла.