Ученица. Предать, чтобы обрести себя - [72]

Через несколько дней, когда подтвердилось, что я не беременна, я по-новому поняла слово «шлюха». Оно перестало быть связанным с действием, стало отвлеченным понятием. Нет, я не делала ничего плохого, я просто плохо и неправильно жила. Что-то нечистое было в самом факте моего существования.

«Странно: ты отдаешь власть над собой тем, кого любишь», – записала я в дневнике. Но Шон имел надо мной столько власти, сколько я и представить себе не могла. Он сформировал мое представление о себе, а большей власти быть не могло.

Холодным февральским вечером я стояла у кабинета священника. Не знала, что привело меня сюда.

Священник спокойно сидел за столом. Он спросил, что может для меня сделать, а я ответила, что не знаю. Никто не мог дать мне то, что я хотела, потому что хотела я родиться заново.

– Я могу помочь тебе, – сказал священник, – но ты должна рассказать мне, что тебя беспокоит.

Голос его был очень мягким, и мягкость эта была жестокой. Мне хотелось, чтобы он кричал. Если бы он закричал, я бы рассердилась, и гнев сделал бы меня сильной. Я не знала, смогу ли сделать это, не ощущая собственной силы.

Я откашлялась – и проговорила целый час.

Разговаривала со священником каждое воскресенье до самой весны. Для меня он стал патриархом, имеющим власть надо мной, но власть эта возникала в тот момент, когда я входила в его кабинет. Я говорила, а он слушал, снимая с меня стыд, как целитель избавляет рану от инфекции.

Когда семестр закончился, я сказала ему, что на лето уезжаю домой. У меня не было денег, я не могла платить за жилье. Когда я это сказала, он посмотрел на меня с сожалением.

– Не езди домой, Тара, – сказал он. – Церковь заплатит за твое жилье.

Я не хотела брать деньги у церкви. Я приняла решение. Тогда священник заставил меня пообещать только одно: я не буду работать на отца.

В первый же день в Айдахо я устроилась на работу в магазин. Отец поморщился и сказал, что мне никогда не заработать денег на учебу. Он был прав. Но священник сказал, что Бог укажет мне путь, и я ему поверила. Все лето я расставляла продукты на полках и провожала старушек до машин.

Шона я избегала. Это было легко, потому что у него появилась новая подружка, Эмили, и шли разговоры о свадьбе. Шону было двадцать восемь, Эмили оканчивала школу. Она была мягкой и покорной девушкой. Шон играл с ней в те же игры, что и с Сэди, проверяя силу своего контроля. Эмили всегда подчинялась его приказам, вздрагивала, когда он повышал голос, извинялась, когда он кричал на нее. Я не сомневалась, что их свадьба будет торжеством манипуляции и насилия, хотя это были не мои слова. Так сказал священник, а я все еще пыталась постичь их смысл.

Я присутствовала при родах, но понятия не имела о процессе зачатия.

Лето закончилось. Я вернулась в университет всего с двумя тысячами долларов. В первый вечер записала в дневнике: «У меня столько счетов! Не представляю, как я все оплачу. Но Бог посылает либо испытания для роста, либо средства для успеха». Довольно высокопарные слова, но в них я сегодня ощущаю налет фатализма. Может быть, мне стоит бросить учебу. Все будет хорошо. В Юте много магазинов. Я буду работать в магазине и когда-нибудь стану менеджером.

Но эта решимость исчезла через две недели после начала осеннего семестра. Среди ночи я проснулась от дикой боли в челюсти. Никогда еще боль не была такой мучительной и резкой. Мне хотелось вырвать челюсть, чтобы избавиться от нее. Я уставилась в зеркало. Все дело было в зубе. Много лет назад он раскололся, а теперь воспалился, и очень сильно. Я пошла к дантисту. Он сказал, что зуб гнил годами. Лечение стоило 1400 долларов. Я не могла заплатить даже половины этой суммы и остаться в университете.

Позвонила домой. Мама согласилась одолжить мне денег, но отец поставил условие: следующим летом я буду работать на него. Я и думать об этом не хотела. Сказала, что со свалкой покончено раз и навсегда, и повесила трубку.

Я пыталась не обращать внимания на боль и продолжать занятия. Но это было все равно что сидеть спокойно, пока волк терзает твои внутренности.

После того случая в доме Чарльза я никогда не принимала ибупрофен, но теперь начала глотать его, словно конфетки. Таблетки не спасали, боль была слишком сильной. Я не спала с того момента, как зуб разболелся. Теперь же стала пропускать трапезы, просто не могла жевать. И тогда Робин поговорила со священником.

На следующий день он вызвал меня к себе, усадил за стол и спросил:

– Что нам делать с твоим зубом?

Я попыталась сделать вид, что все в порядке.

– Ты не можешь учиться в таком состоянии. Но есть простое решение. Очень простое. Сколько зарабатывает твой отец?

– Немного, – ответила я. – В прошлом году он потерял все оборудование и влез в долги.

– Превосходно! Я подобрал документы для гранта. Уверен, что ты – лучший кандидат, а самое хорошее в том, что тебе не придется возвращать деньги.

Я слышала о правительственных грантах. Отец говорил, что принять такие деньги – значит продаться иллюминатам. «Так они тебя и соблазняют, – говорил он. – Дают тебе деньги, а потом и опомниться не успеваешь, как оказываешься в их лапах».