Ученица - [68]

Тогда он совершил поступок, значит, он уже не трус. Что мешает совершить поступок сейчас?

Луч света пополз в другую сторону, а Вова привстал, чувствуя, как затекли ноги, как дрожат коленки. Одна часть разума твердила ему, что не нужно высовываться, а вторая нашептывала, что его отсюда живым не выпустят.

Фонарик был у Тузова, значит, это он стоит. Вова закусил губу, глядя на темный силуэт, освещающий противоположную стену. Это будет самооборона. Они его вывезли сюда, били, а он защищался.

Эти мысли все равно не поспели за телом. Оно само размахнулось, само кинуло кирпич с неожиданной силой.

Силуэт всхлипнул и рухнул на грязный пол.

Фонарь упал и покатился, освещая грубую кирпичную кладку стены и бетонные швы, поросшие зелено-серым мхом.

* * *

— Это голословные утверждения, — бубнил Стриженный. — Мальчик, так ничего не делается — с бухты-барахты.

Турка сдержался, чтоб не заорать матом. Его отец уже поговорил с мамой Вовы, и стало понятно, что тот пошел в магазин, а потом не вернулся домой, и на звонки не отвечает. Мама тут же подняла тревогу, а Турка решил, что случилось то, чего он в душе ждал давно: Тузов нашел способ отомстить обидчику — «ботану конченному».

Вопрос в том, что он сделал? И где сейчас Вова?

Конечно, Турка решил сразу же звонить по оставленному милицией телефону. Отец стоял рядом и слушал разговор. Собственно, он хотел звонить сам, но Турка переубедил. Да ведь отец и не сможет ничего объяснить нормально, потому что не понимает, что происходит.

— Вдруг его уже убили? Вдруг сейчас убивают?

— С чего ты это взял? Ты экстрасенс, Господь бог? Может, скажешь еще точное местоположение?

— Нет, не скажу. Просто, вы просили сообщать все, что как-то может помочь в поисках Коновой. И я решил рассказать вам вот такую версию…

— Эти события вообще не связаны, — перебил милиционер. — Причем тут месть и пропавшая девушка? Нет, мальчик… Давыдов, верно? Нет, это какая-то ерунда, сам посуди, — Стриженый зевнул, сказал что-то не в трубку, невнятное и потом голос его вернулся: — Алло, слышишь меня?

— Слышу.

Молчание, молчание. Потом Стриженный продолжил:

— Никак не связанные события, повторяю.

— Так в дневнике…

— Послушай, дневник — это бабские сопли, — припечатал мент. — Там ничего, что помогло бы следствию, нет. А дружок твой, Вова… Он, может, вообще загулял.

— Я тогда ваш телефон передам его маме, можно? Вы ей это скажете.

— Слушай…

Но Турка уже отключился. А что еще добавить? Кроме «голословных утверждений» и собственных домыслов (не факт, что правдивых) у него ничего. Так что может быть Стриженный и прав.

Турка заходил по комнате, а отец допытывался:

— Ну что он сказал? Что там?

— Ничего. Типа, фантазии.

Пацан отшвырнул телефон на диван, продолжая нарезать круги по ковру вокруг отца. Тот молча наблюдал.

— Он прав, конечно. Это все мои… мысли. Ничем их не подтвердить, не опровергнуть.

— Но ты знаешь… Где может быть сейчас Вова? — Турка поднял на отца взгляд и тот сразу нахмурился: — Нет, нет! Я имею в виду, что если бы с ним решил сделать что-то тот тип, которому он яйца прострелил? Есть мысли? Только сразу не отвечай, подумай хорошенько.

Турка хотел выпалить, что понятия не имеет, а потом задумался.

Где? Где они могут быть? Упоминал ли что-то эдакое Тузов, Шуля, может быть, еще кто-то из их компании? Какое-то укромное место?

Да они бухали где угодно. И даже если и упоминали, то вряд ли…

Тут воспоминание сверкнуло, превратившись в догадку. Глаза у Турки расширились, и он медленно проговорил:

— Кажется, есть такое место. Но… Я не уверен… Вообще не уверен.

* * *

В тот же момент, когда фигура упала, лицо Вовы обожгла боль. Темноту «подземелья» осветила вспышка, но не фонарика — перед глазами танцевали разноцветные пятна. Еще один удар заставил Вову сложиться пополам и противник тут же добавил прутом по спине.

— Что, чмошник, героем себя почувствовал? — прошипел голос. Обладателя Вова не увидел, но понял, что это именно Тузов.

Кого же он ударил? Шулю?

Он вытянул перед собой руки, а потом его ослепил свет, а следом мелькнул прут — от него Вова успел увернуться, но наступил на твердый выступ. Нога выгнулась, голеностопный сустав пронзила боль. Вова отступал к стене, а перед ним кривлялось в тенях бледное лицо с горящими глазами. В них было и безумие, и ярость, и животный восторг перед страхом жертвы. Вова отходил и затылком наткнулся на острый выступ, торчащий из стены, а в следующий момент его пятка наткнулась на стену.

Дальше отступать некуда.

— Что, теперь не такой смелый? — ухмыльнулся Тузов. — Ну, давай вспомним, что ты мне тогда говорил. И про куски говна, и про ублюдков. И чтоб мы двигали жопами, типа, плохо танцуем. Я все помню, тварь. Думаешь, я не смог бы найти автомат, чтоб провернуть что-то такое с тобой? — он дернул фонариком и Вова поморщился, раздумывая, не метнутся ли в сторону.

Потом вытянул вперед дрожащие руки и стал бормотать, зная, что результата это не даст, но хотя бы время потянуть:

— Ладно, слушай… Я же не убил тебя, хотя мог, и вообще… Я выстрелил и попал по случайности, палец соскользнул…

— Ах, пальчик соскользнул! — Тузов махнул прутом и тот прошел в сантиметре от Вовкиного лица. — Ты меня не убил потому, что ты слизняк и чмо. У тебя не хватило духу это сделать.