Ученица - [64]
— Только и впрямь на пять минут, — пробурчал дед. — Что там за охламоны стоят-то? Возле машины вашей. Убрали б вы ее, пока колеса не прокололи или еще чего.
— Это друзья Плотникова, — сказал Андрей Викторович. — Не волнуйтесь, мы быстренько. Машину уберу обязательно.
Они прошли через вестибюль к лестнице, поднялись на второй этаж. Андрей Викторович подумал, что сейчас может прижать этого наглеца, но… если он ему врубит, то потом… наверное, придется ночевать в школе. Разве нет? А если он выйдет один, его изобьют. Да и вообще, проявлять агрессию теперь — безумие. Мало ли до чего могут дойти отморозки.
В тишине открылась дверь кабинета. Щелчок замочной скважины эхом разлился по коридору. Историк не успел сдать ключ, поскольку его оторвали прямо от учебного процесса.
Они зашли в кабинет, зажгли свет. Трубки ламп заморгали, повис гул. Плотников присвистнул.
Стулья застыли вразнобой, видно было, что ученики как вскочили по звонку, так и бросили их. Никто не дежурил. Вон и парты сдвинуты, бумажки кругом, а на доске матершина, плюс кривые буквы накорябаны: ИСТОРИК — ПИДОФИЛ.
— Вот уроды, — сказал Плотников.
Андрей Викторович подошел доске и взяв губку, парой движений смахнул художества. Потом открыл ящик, порылся в нем. Плотников терпеливо ждал. Потом спросил:
— Что там?
— Ты его уже забрал, верно.
— Че-еего?
— Не ломай комедию.
— Какую?
— Положи на стол ключи от моей машины.
Плотников ухмыльнулся:
— Ага, вы телефон сначала отдайте. Или его уже кто-то спер?
Андрей Викторович рванулся через стол, схватил пацана за горло и завалил спиной на парту. Загрохотал перевернувшийся стул. Плотников среагировать не успел, однако теперь вцепился в предплечья мужчины, вытаращив глаза:
— В игрушки вздумал играть? — Андрей Викторович усилил нажим.
— Я… Андрей Викт… — выдавил Плотников. Историк усилил нажим, парнишка покраснел, но сделать ничего не мог. Его толстовка и футболка задрались, оголив смуглые кубики пресса.
— Не очень веселая шутка. Может, мне тоже пошутить? — он сдавил горло сильнее, и покрасневший Плотников захрипел. Из его расширившихся глаз потекли слезы.
Андрей Викторович чувствовал, как под пальцами пульсирует артерия. Сдавить бы сильнее…
Он отпустил горло и отошел. На шее пацана возникли темные отметины. Плотников скатился с парты, кашляя.
— Ну вы… Блин… даете, — выговорил он, сплевывая на паркет.
— Ключ от машины отдашь? Или тебе стулом по башке засветить?
— Андрей Викторович… Да я блин рассказать просто хотел… кое-что. Не знал, как это самое… Ну и хватка у вас!
— Телефон ты забрал?
— Да. Извините, — Плотников выпрямился, растирая кадык, сглатывая и морщась. — Вот ключи, — он положил их на парту и Андрей Викторович тут же схватил связку. Происходящее напоминало ему дурной сон. Может, он сейчас проснется в камере и его опять потащат на допрос? Может, он прямо в отделении уснул?
— Я… Я конечно, не стукач, — он хмыкнул. — Но просто мне такое предложили и если так разобраться, то это чистый бред. Она сумасшедшая, — Плотников продолжал массировать шею. — И меня хотела втянуть, овца.
— О чем ты? — теперь Андрея Викторовича опять одолевала усталость. Конечно, это не сон.
— Знаете, почему Алина вас… ну, как это…
— Оговорила?
— Да, точно! Знаете, почему она вас оговорила?
— Догадываюсь.
— Воскобойникова и меня хотела втянуть.
— Ты выдумываешь, верно? Это опять развод какой-то?
— Нет, Андрей Викторович. Сейчас я серьезно. А тогда… Она как шутку подала все это. Вроде как весело. Ну я и решил рассказать. а потом думаю, как же вам сообщить, вдруг вас не отпустят…
— Ага, и поэтому решил подстеречь меня возле школы с какими-то амбалами. Так… Если ты что-то хочешь рассказать, то давай прямо. Ничего не понимаю.
— Да нет же… Мы в натуре гуляли. И машину вашу не трогали. Я не хочу стучать, но вы и сами можете догадаться, кто это сделал. Мы не вылавливали вас, а шлялись просто, говорю же. Это кенты мои из секции. А потом вижу, идете. Ну я и захотел пообщаться, а тут они же, и… Ну, типа надо было же как-то пацанов сплавить, не при них же разговаривать и все такое.
— Ясно.
Андрей Викторович плюхнулся за стол. Конечно, он понимал, почему Алина его оговорила. Посмотрел на связку ключей, перевел взгляд на Плотникова, а тот поднял перевернутый стул и сел на него верхом.
— Короче… Я не знаю, что там Алина задумала, но кажись у нее крыша поехала. Она мне наговорила и про заявление, и что вы ее домогались. Я бы поверил, если бы ее не знал. Мы общались раньше… ну, встречались, короче. Разбежались нормально… она со всеми, кто ей нужен, типа водит дружбу. Короче, сука — извините, что выражаюсь, но так оно и есть. Я тоже говнюк, понимаю, — Плотников хмыкнул, — но это… Мне просто скучно. Я не злой. И в тюрьму не собираюсь, у меня вон дядя оттуда. Рассказывал всякое. Вы это, ну простите, типа, — Плотников дернул плечом. — Я ж вижу, что вы прямой мужик. Я людей насквозь вижу. И лохов, и нормальных. Вы не очкуете, то есть, простите, не боитесь, я имею в виду. Всегда говорите то, что думаете. И вообще… Поэтому я и предупредить решил.
— Я далеко не всегда говорю то, что думаю.
— Ну, в общем… Я почему и решил вам рассказать. Ну и если будет от Воскобойниковой суета, мало ли, то я могу и показания дать тоже, как свидетель.
Всего за неделю ОНИ истребили наиболее слабых, а спустя месяц планета явила новый облик. Герои спасают друг друга, пытаясь найти ответ: это конец? А если нет, то что будет дальше? .
Любовь и ненависть, дружба и предательство, боль и ярость – сквозь призму взгляда Артура Давыдова, ученика 9-го «А» трудной 75-й школы. Все ли смогут пройти ужасы взросления? Сколько продержится новая училка?
Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.
Один из ключевых признаков современной постмодернистской литературы – фантасмагоричность. Желая выявить сущность предмета или явления, автор представляет их читателю в утрированной, невероятной, доведенной до абсурда форме. Из привычных реалий складываются новые фантастические миры, погружающие созерцающего все глубже в задумку создателя произведения. В современной русской литературе можно найти множество таких примеров. Один из них – книга Анатолия Субботина «Мадонна и свиньи». В сборник вошли рассказы разных лет, в том числе «Старики», «Последнее путешествие Синдбада», «Новогодний подарок», «Ангел» и другие. В этих коротких, но емких историях автор переплетает сон и реальность, нагромождает невероятное и абсурдное на знакомые всем события, эмоции и чувства.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.
