Учебник эсперанто - [23]
И наоборот, некоторые слова, употребляющиеся в русском языке только во множественном числе, в эсперанто имеют форму единственного числа, например:
и т. п.
Если речь идёт о нескольких таких предметах, то эти слова, естественно, стоят во множественном числе:
и т. п.
Слово mono множественного числа не имеет вообще, так как обозначает общее понятие «деньги», любую сумму. Любая реальная сумма денег состоит из moneroj (монет) и bankbiletoj (или monbiletoj) (банкнотов, банковых билетов). Начинающие эсперантисты часто ошибочно употребляют слово mono во множественном числе.
Переходные глаголы обозначают действие, предполагающее его объект. Они требуют после себя винительного падежа (без предлога):
и т. п.
Непереходные глаголы выражают действие, которое не направлено на какой-либо объект. Винительный падеж после них не употребляется, они сочетаются с другими словами при помощи предлогов:
и т. п.
Но когда сравнивают глаголы с одинаковым смысловым значением в разных языках, оказывается, что они часто не совпадают по категории переходности-непереходности: переходному глаголу русского языка соответствует в некоторых языках переходный глагол, в других — непереходный, и наоборот. При глаголах может стоять прямое или косвенное дополнение: видеть брата («брата» — прямое дополнение), следовать за другом («за другом» — косвенное), повиноваться отцу («отцу» — косвенное). Но среди непереходных глаголов имеются и такие, при которых нельзя поставить даже косвенного дополнения, при них могут стоять только обстоятельственные слова: спать на кровати (обстоятельство места), ехать верхом (обстоятельство образа действия) и т. п. Глаголы, при которых не ставится ни прямое, ни косвенное дополнение, являются непереходными в большинстве языков мира. Следовательно, и в эсперанто такие глаголы употребляются как непереходные. В то же время непереходные глаголы, допускающие косвенное дополнение в русском языке, весьма часто в других языках являются переходными. Поэтому в эсперанто такие глаголы могут сочетаться с винительным падежом. Например, «повиноваться отцу» может быть переведено на эсперанто obei al la patro, но так как во многих других языках глагол с этим значением является переходным, то при нём можно ставить и винительный падеж: obei la patron. «Следовать за ним» можно перевести sekvi post li, но чаще переводят sekvi lin. Вместо helpu al mi (помогите мне) иногда говорят helpu min. Такие формы для русского уха кажутся, конечно, странными, но в эсперанто они вполне возможны.
В эсперантских словарях переходность глагола отмечается знаком vt или tr (verbo transitiva), непереходность — vn или ntr (verbo netransitiva). Однако, не у всех авторов словарей (а также учебников, грамматик) совпадают мнения о переходности или непереходности отдельных конкретных глаголов.
С помощью суффикса -ig- от непереходных глаголов образуются переходные:
С помощью суффикса — iĝ- от переходных глаголов образуются непереходные:
Вы уже ознакомились с функциями винительного падежа в эсперанто, где его употребление значительно шире, чем в русском языке. Это одно из блестящих лингвистических решений в языке эсперанто. Давайте систематизируем наши знания о винительном падеже. Он употребляется:
1. Для обозначения прямого дополнения:
2. Для обозначения направления движения:
3. Для выражения меры чего-либо (расстояния, стоимости, массы, времени и т. п.):
4. Для обозначения даты, определённого промежутка времени:
5. После наречий, образованных от переходных глаголов:
и т. п.
Не злоупотребляйте винительным падежом. Если вы построили фразу так, что в ней многие слова подряд стоят в винительном падеже, попробуйте изменить её. Например:
В молодости Пастернак проявлял глубокий интерес к философии, и, в частности, к неокантианству. Книга Елены Глазовой – первое всеобъемлющее исследование, посвященное влиянию этих занятий на раннюю прозу писателя. Автор смело пересматривает идею Р. Якобсона о преобладающей метонимичности Пастернака и показывает, как, отражая философские знания писателя, метафоры образуют семантическую сеть его прозы – это проявляется в тщательном построении образов времени и пространства, света и мрака, предельного и беспредельного.
Подготовленная к 135-летнему юбилею Андрея Белого книга М.А. Самариной посвящена анализу философских основ и художественных открытий романов Андрея Белого «Серебряный голубь», «Петербург» и «Котик Летаев». В книге рассматривается постепенно формирующаяся у писателя новая концепция человека, ко времени создания последнего из названных произведений приобретшая четкие антропософские черты, и, в понимании А. Белого, тесно связанная с ней проблема будущего России, вопрос о судьбе которой в пору создания этих романов стоял как никогда остро.
Книга историка Джудит Фландерс посвящена тому, как алфавит упорядочил мир вокруг нас: сочетая в себе черты академического исследования и увлекательной беллетристики, она рассказывает о способах организации наших представлений об окружающей реальности при помощи различных символических систем, так или иначе связанных с алфавитом. Читателю предстоит совершить настоящее путешествие от истоков человеческой цивилизации до XXI века, чтобы узнать, как благодаря таким людям, как Сэмюэль Пипс или Дени Дидро, сформировались умения запечатлевать информацию и систематизировать накопленные знания с помощью порядка, в котором расставлены буквы человеческой письменности.
Стоит ли верить расхожему тезису о том, что в дворянской среде в России XVIII–XIX века французский язык превалировал над русским? Какую роль двуязычие и бикультурализм элит играли в процессе национального самоопределения? И как эта особенность дворянского быта повлияла на формирование российского общества? Чтобы найти ответы на эти вопросы, авторы книги используют инструменты социальной и культурной истории, а также исторической социолингвистики. Результатом их коллективного труда стала книга, которая предлагает читателю наиболее полное исследование использования французского языка социальной элитой Российской империи в XVIII и XIX веках.
У этой книги интересная история. Когда-то я работал в самом главном нашем университете на кафедре истории русской литературы лаборантом. Это была бестолковая работа, не сказать, чтобы трудная, но суетливая и многообразная. И методички печатать, и протоколы заседания кафедры, и конференции готовить и много чего еще. В то время встречались еще профессора, которые, когда дискетка не вставлялась в комп добровольно, вбивали ее туда словарем Даля. Так что порой приходилось работать просто "машинистом". Вечерами, чтобы оторваться, я писал "Университетские истории", которые в первой версии назывались "Маразматические истории" и были жанром сильно похожи на известные истории Хармса.
Книга рассказывает о жизни и сочинениях великого французского драматурга ХVП века Жана Расина. В ходе повествования с помощью подлинных документов эпохи воссоздаются богословские диспуты, дворцовые интриги, литературные битвы, домашние заботы. Действующими лицами этого рассказа становятся Людовик XIV и его вельможи, поэты и актрисы, философы и королевские фаворитки, монахини и отравительницы современники, предшественники и потомки. Все они помогают разгадывать тайну расиновской судьбы и расиновского театра и тем самым добавляют пищи для размышлений об одной из центральных проблем в культуре: взаимоотношениях религии, морали и искусства. Автор книги переводчик и публицист Юлия Александровна Гинзбург (1941 2010), известная читателю по переводам «Калигулы» Камю и «Мыслей» Паскаля, «Принцессы Клевской» г-жи де Лафайет и «Дамы с камелиями» А.