Учебка. Армейский роман - [11]

Тищенко опасался, что окулист спросит его, почему нет записи о прохождении зубного, но тот не обратил на это абсолютно никакого внимания. Тищенко хорошо видел лишь ШБ, второй ряд букв видел хуже, но прекрасно помнил: МНК (благо, наши таблицы по проверке зрения большим разнообразием не отличаются). Ему поставили по 0,2 на оба глаза и написали, что годен с очками —2,5 диоптрии.

В последнем кабинете председатель комиссии завизировал листок Тищенко фразой «годен к строевой службе», и с хождением по кабинетам было покончено.

После комиссии Игорь отыскал Шалко и Алексеевича, и однокурсники принялись делиться впечатлениями. Не успели они еще как следует наговориться, как вдруг прозвучала команда «Строиться! Вышел все тот же майор и приказал идти в комнаты «на нары». Оба Андрея и Игорь вместе с остальными призывниками отправились размещаться. Комната, куда попали наши студенты, была просторной — в ширину метров десять и в длину не меньше пяти. Практически все пространство помещения было занято широкими деревянными нарами, окрашенными в красно-коричневый цвет. Ребята влезли на верхний ярус, где им показалось удобнее сидеть. Призывники уже давно изрядно проголодались. Расположившись ближе к дощатому возвышению, имитирующему подушку, ребята достали целую гору провизии и приступили к ее интенсивному поглощению, за неимением иного занятия осматривая соседей и обмениваясь по этому поводу замечаниями. Через пять минут вся комната дружно работала челюстями, издавая чавканье и причмокивания, нагоняя этим еще больший аппетит на окружающих, а значит, и на себя.

После обеда часть призывников, от нечего делать, растянулась на твердых, неудобных нарах (сильно напоминающих приморские пляжные лежаки, но без дырок), а другая половина разделилась на несколько кружков. Появились карты и вскоре в воздухе начали плавать «короли», «семерки», «дамы» и весьма недамские нецензурные выражения, которые всегда сопровождают подобные игры в подобных местах. Алексеевич кое-что знал о срочной службе (его отец — майор Алексеевич, служил в одной из частей Витебска), поэтому чувствовал необходимость просветить своих менее опытных товарищей:

— Просидим мы, Игорек, на этих нарах не меньше, чем до вечера.

— А сколько в среднем здесь находятся?

— Кто сколько, по разному: может часа четыре, а может и двое суток. Один неделю сидел, дожидался — у него что-то с сердцем было, так никто брать не хотел. В конце концов, домой до осени отправили. Это прошлым летом было.

«Может и со мной так будет, придется осенью идти, целый год терять?!», — с тревогой подумал Тищенко.

К действительности его вернул громкий крик Алексеевича:

— Эй, Андрюха, член тебе в ухо, чего ты такой мрачный?

Это было адресовано Шалко.

«Алексеевич, как всегда, в своем репертуаре», — подумал Игорь и искренне улыбнулся неуничтожимому оптимизму товарища. Отличительной особенностью Алексеевича было использование всяких пошлых поговорок и массы ругательств, причем очень часто в самых неподходящих для этого местах. Тищенко вспомнил, как однажды он, Алексеевич и Денисов пришли в кафе «Журавинка». Алексеевич подошел к выставленным образцам мороженного, выждал момент, когда продавец ушла в подсобку, сунул в мороженное палец и, с видом опытного дегустатора, неторопливо его облизал, произнеся одну из своих фирменных фраз:

— Тьфу, параша какая-то, неужели кроме этого говна здесь и пожрать нечего?!

После этой фразы Алексеевич обвел взглядом посетителей и порядком удивился тому, что последние не только не поддержали его «вполне справедливое» недовольство, но и высказали явную неприязнь к фразеологии студента. Денисов и Тищенко готовы были сквозь землю провалиться от стыда. Но самым поразительным было то, что Алексеевич так и не понял, что был, мягко говоря, «не слишком вежлив». Из-за этого Денисова и Тищенко пробрал такой хохот, что у них едва не лопнули животы. Игорь был доволен, что получил Алексеевича в попутчики — все-таки веселее с ним.

Сидеть пришлось не слишком долго — вскоре всех опять выгнали из комнаты: построили в две шеренги в коридоре.

— Купцы приехали! — пронеслось по рядам.

Все с любопытством уставились в сторону «купцов» — двух офицеров ВВС. Один из них достал список и объявил:

— Сейчас я буду называть ваши фамилий. Кого назову, отвечайте «я» и стройтесь у противоположной стены.

— А откуда вы? — послышался чей-то несмелый вопрос.

— Кто там такой шустрый? А впрочем… Из Уфы мы — авиация.

Офицер достал список и принялся зачитывать фамилии:

— Волчков! Иванов! Коваленко! Гнетин! Шалко!

— Я! — Андрей переглянулся с товарищами, как-то криво улыбнулся, пожал на прощанье руки и встал у противоположной стены.

Тищенко и Алексеевич напряженно ожидали продолжения списка: никому из них не хотелось попасть в такую даль. Но в эту партию студенты не попали, и их вновь отправили на нары.

Так ушли еще несколько партий.

В четвертой назвали Алексеевича, и Тищенко остался один. Однако ненадолго — вскоре и он в составе своей команды спускался вниз по лестнице. В сутолоке построения Игорь услышал от «купцов» лишь два слова — «связь» и «Минск». Тищенко обрадовался — Алексеевич тоже попал в Минск (правда, в артиллерию) — значит, они могут оказаться в одном поезде.