Участница свадьбы - [50]

Дорогой папа!

Я прощаюсь с тобой, следующее письмо напишу из другого города. Я говорила тебе, что уеду отсюда, — это неизбежно. Я больше не могу выносить такое существование, моя жизнь — одно мучение. Я взяла пистолет, потому что неизвестно, когда он может пригодиться. Деньги я тебе верну при первом удобном случае. Пусть Беренис не волнуется. Все это — ирония судьбы и неизбежно. Позже я напишу тебе. Папа, пожалуйста, не пытайся меня разыскивать. Искренне твоя

Фрэнсис Адамс.

Бело-зеленые бабочки нервно бились в сетку на окне, а за окном стояла странная ночь. Горячий ветер улегся, и воздух стал таким неподвижным, что казался плотным, и при каждом движении ощущалась его тяжесть. Иногда в отдалении рокотал гром. Фрэнсис неподвижно сидела за пишущей машинкой все в том же платье в горошек, а стянутый ремнями чемоданчик стоял около двери. Потом свет в кухне погас, и отец крикнул снизу: «Спокойной ночи, озорница! Спокойной ночи, Джон Генри!»

Фрэнсис ждала еще долго. Джон Генри спал, лежа поперек кровати, не раздеваясь и не сняв ботинок. Рот у него открылся, очки сползли. Устав ждать, Фрэнсис взяла чемоданчик и очень тихо, на цыпочках, спустилась по лестнице. Внизу было темно — в комнате отца и во всем доме. Она постояла возле комнаты отца и услышала его тихое похрапывание. Эти несколько минут, пока она стояла и слушала, оказались самыми тяжелыми.

Остальное было просто. Ее отец был вдовцом с давно сложившимися привычками, и на ночь он вешал брюки на спинку стула, а бумажник, часы и очки клал на комод справа. Фрэнсис двигалась в темноте очень тихо, и ее рука почти сразу нащупала бумажник. Она осторожно выдвинула ящик комода, замирая при каждом скрипе. Ее горячей руке пистолет показался тяжелым и прохладным. Проделать это было легко, лишь только сердце у нее стучало очень громко, и потом, когда она крадучись выбиралась из комнаты, то споткнулась о корзину для бумаг, и храп прекратился. Отец зашевелился и что-то пробормотал. Фрэнсис затаила дыхание. Через минуту опять раздался храп.

Она положила письмо на стол и на цыпочках пошла к черному ходу. Но тут произошло то, чего она не ожидала: Джон Генри начал звать ее.

— Фрэнки! — Казалось, звонкий детский голос разносится по всему спящему дому. — Где ты?

— Тише! — прошептала Фрэнсис. — Спи, спи.

Она не погасила свет у себя в комнате, и теперь Джон Генри стоял в дверях над лестницей и смотрел вниз, в темную кухню.

— Что ты там делаешь в темноте?

— Тише! — повторила она громким шепотом. — Спи, я сейчас приду.

После того как Джон Генри вернулся в комнату, Фрэнсис немного подождала, потом пробралась к двери, открыла ее и вышла на улицу. Но хотя она старалась не шуметь, Джон Генри, по-видимому, услышал ее.

— Подожди, Фрэнки! — закричал он. — Я сейчас спущусь.

Крики мальчика разбудили ее отца, она поняла это, еще не успев дойти до угла. Ночь была темная и душная, и Фрэнсис услышала, как отец зовет ее. Она побежала и, оглянувшись, увидела, что в кухне зажегся свет; лампочка раскачивалась, бросая золотистые пятна на беседку и темный двор. «Сейчас он прочитает письмо и погонится за мной», — подумала Фрэнсис. Она пробежала несколько кварталов, раза три споткнувшись о собственный чемоданчик, который бил ее по ногам, и тут вдруг сообразила, что отцу еще надо надеть брюки и рубашку — не станет же он гнаться за ней по улицам в одной пижаме. Тогда она обернулась и посмотрела назад. Никого не было видно. У первого фонаря она остановилась, поставила чемоданчик на тротуар, вынула бумажник из кармана и трясущимися руками открыла его. В нем оказалось три доллара пятнадцать центов. Значит, ей придется спрятаться в товарном вагоне или придумать что-то еще.

Внезапно на этой пустынной улице Фрэнсис поняла, что не знает, как это сделать. Легко говорить о том, что можно спрятаться в товарном вагоне, но как в них прячутся бродяги? Она медленно пошла на станцию, до которой было всего три квартала.

Вокзал был заперт. Она обошла его вокруг и посмотрела на длинный пустой перрон, залитый бледным светом фонарей. У стены вокзала выстроились автоматы, торгующие жевательной резинкой, а на асфальте валялись обертки от конфет и жевательной резинки. Рельсы четко отсвечивали серебром, вдали на запасных путях стояли товарные вагоны, но паровозов там не было. Поезд придет только в два часа, но сумеет ли она, как описывается в книгах, пробраться тайком в вагон и уехать? Дальше на путях горел красный фонарь, и на его фоне она увидела приближающийся силуэт железнодорожника. Слоняться до двух часов по перрону было нельзя, но когда Фрэнсис ушла со станции, с трудом волоча чемоданчик, она не знала, куда идти дальше.

Ленивая ночь царила на пустынных воскресных улицах. Красный и зеленый свет неоновых вывесок мешался со светом уличных фонарей, и от этого над городом висело бледное горячее сияние, но небо было черным и беззвездным. Какой-то человек в сдвинутой на затылок шляпе вынул изо рта сигарету и посмотрел на Фрэнсис, когда она проходила мимо него. Она не могла слоняться по городу — отец наверняка уже разыскивает ее. В переулке позади ресторана Финни она присела на чемоданчик и только сейчас заметила, что держит в левой руке пистолет. Все это время она разгуливала с пистолетом в руке! Фрэнсис почувствовала, что сходит с ума. Она говорила, что застрелится, если брат и его невеста не возьмут ее с собой… Приложив пистолет к виску, она минуту-две так держала его. Если спустить курок, она умрет, а смерть — это тьма, одна лишь ужасная тьма, которая не кончится до тех пор, пока не наступит конец света. Фрэнсис опустила руку с пистолетом и сказала себе, что в последнюю минуту передумала. Пистолет она спрятала в чемоданчик.