Участница свадьбы - [29]

— Господи! — воскликнула Беренис. — По-моему, это уж слишком.

Джон Генри вздрогнул.

— И по-моему, — сказал он.

Ф. Джэсмин неподвижно сидела за столом, уставленным тарелками и блюдами. Серый воздух кухни казался застоявшимся, а сама кухня — слишком плоской и квадратной. После паузы опять прозвучала нота, потом еще раз — на октаву выше. Звуки становились все выше и выше, и при каждом ударе клавиш Ф. Джэсмин поднимала глаза, как будто следила, как нота плывет из одного угла кухни в другой; когда прозвучала самая высокая нота, ее взгляд уперся в потолок, затем гамма заскользила вниз, и она медленно повела головой, переводя взгляд с потолка на пол, в противоположный угол комнаты. Нижняя басовая нота прозвучала шесть раз, и Ф. Джэсмин уставилась на старые шлепанцы и пустую пивную бутылку в углу. Наконец она закрыла глаза, встряхнулась и встала из-за стола.

— Мне так грустно, — сказала Ф. Джэсмин. — Даже мурашки по коже забегали.

Она начала ходить по кухне.

— Говорят, когда в Милджвилле хотят кого-нибудь наказать, его связывают и заставляют слушать, как настраивают пианино. — Она три раза обошла вокруг стола. — Я хочу тебя спросить вот о чем. Бывает, ты встретишься с человеком, который тебе кажется ужасно странным, но ты не можешь понять почему…

— Как это странным?

Ф. Джэсмин думала про солдата, но объяснить по-другому не могла.

— Скажем, ты познакомилась с кем-то, и он кажется тебе пьяным, но ты в этом не совсем уверена. И он хочет, чтобы ты с ним куда-нибудь пошла, на вечеринку или на танцы. Как бы ты поступила?

— Хм. Так сразу трудно сказать. Не знаю. Все тут зависит от настроения. На вечеринку, где много людей, я бы пошла, а там завела бы знакомство с кем-нибудь, кто мне больше по душе. — Живой глаз Беренис внезапно сузился, и она пристально посмотрела на Ф. Джэсмин. — А почему ты об этом спрашиваешь?

Тишина заполнила всю комнату, и Ф. Джэсмин услышала, как капает вода из крана. Она пыталась придумать, как бы рассказать Беренис о солдате. Внезапно зазвонил телефон. Ф. Джэсмин вскочила, опрокинув пустой стакан, из которого пила молоко, и бросилась в переднюю, но Джон Генри, сидевший ближе к двери, первым подбежал к телефону. Он встал коленями на стул и улыбнулся в трубку, прежде чем сказал «алло». Он повторял «алло», «алло», пока Ф. Джэсмин не отняла у него трубку и сама не крикнула «алло» раз двадцать пять, после чего повесила трубку.

— Такие вещи меня прямо бесят, — сказала Ф. Джэсмин, когда они вернулись на кухню. — Или вот еще — терпеть не могу, когда почтовый фургон останавливается у наших дверей и шофер таращится на номер дома, а потом увозит посылку куда-то еще. По-моему, это дурное предзнаменование. — Она провела пальцами по коротко остриженным светлым волосам. — Знаешь, я хотела бы до отъезда, до завтрашнего утра, узнать свою судьбу. Я уже давно хочу, чтобы мне погадали.

— Ну, хватит, — перебила ее Беренис. — Лучше покажи-ка мне свое платье. Интересно посмотреть, что ты выбрала.

И Ф. Джэсмин пошла наверх переодеваться. Ее комната была настоящей парилкой — жара со всего дома поднималась туда и там оставалась. Во второй половине дня воздух в ее комнате словно гудел, так что от вентилятора шума бы не прибавилось. Ф. Джэсмин включила его и открыла дверцу стенного шкафа. До сих пор она всегда вешала свои шесть костюмов на плечики, а ту одежду, что носила обычно, либо запихивала на полку, либо бросала в угол, но в этот день все переменилось: костюмы она положила на полку, а в шкафу на плечиках висело только свадебное платье. Серебряные туфельки она аккуратно поставила на пол под платьем, повернув их носками на север, в сторону Уинтер-Хилла. Почему-то, одеваясь, Ф. Джэсмин начала ходить по комнате на цыпочках.

— Закройте глаза! — крикнула она вниз. — И не смотрите, когда я буду спускаться по лестнице. Я вам скажу, когда можно будет открыть глаза.

Даже стены кухни будто смотрели на нее, и кастрюля, висевшая на стене, была как черный внимательный круглый глаз. На мгновение пианино перестали настраивать. Беренис сидела склонив голову, как в церкви. Джон Генри тоже склонил голову, но все же подсматривал краем глаза. Ф. Джэсмин остановилась на последней ступеньке, положив левую руку на бедро.

— Ой, как красиво! — воскликнул Джон Генри.

Беренис подняла голову и увидела Ф. Джэсмин, но по ее лицу нельзя было понять, что она думает. Ее темный глаз разглядел все, от серебряной ленты в волосах до подметок серебряных туфелек, но она ничего не сказала.

— Ну как? Только честно! — спросила Ф. Джэсмин.

Однако Беренис лишь смотрела на оранжевое атласное платье, качала головой и ничего не говорила. Сначала она лишь слегка покачивала головой, но чем дольше смотрела, тем сильнее качала головой, пока наконец Ф. Джэсмин не услышала, как похрустывают ее шейные позвонки.

— Ну, что такое? — спросила Ф. Джэсмин.

— Ты же хотела купить розовое платье.

— Да, но когда я пришла в магазин, я передумала. А в чем дело? Тебе это платье не нравится, Беренис?

— Нет, — ответила Беренис, — оно не годится.

— Как это? Почему не годится?

— Очень просто — не годится, и все.

Ф. Джэсмин повернулась, посмотрела на себя в зеркало, и платье опять показалось ей красивым, но на лице Беренис застыло кислое и упрямое выражение, как у старого длинноухого мула. Ф. Джэсмин не могла понять, в чем дело.