Участница свадьбы - [25]

— Не знаю…

— Да брось ты, — настаивал солдат. — Встретимся здесь в девять. Договорились? Можем сходить в «Веселую минутку» или еще куда-нибудь. Ну, так как? Здесь, в девять.

— Хорошо, — ответила она в конце концов. — С большим удовольствием. Буду очень рада.

Опять Ф. Джэсмин шла по горячему асфальту, и в яростном солнечном свете прохожие казались темными и съежившимися. Предвкушение свадьбы, которым она жила все утро, не сразу вернулось к ней, потому что полчаса, проведенные в гостинице, отвлекли ее мысли. Но ненадолго — когда Ф. Джэсмин вышла на главную улицу, она опять уже думала о свадьбе. Она увидела девочку, которая училась с ней в одной школе, но в младших классах, и остановилась, чтобы поделиться своими планами, а кроме того, похвастать, как солдат просил ее встретиться с ним. Девочка пошла вместе с ней покупать платье к свадьбе, на что ушел целый час, так как Ф. Джэсмин перемерила больше десятка красивых платьев.

Окончательно настроило ее на свадьбу одно происшествие, случившееся по дороге домой, таинственный обман зрения и воображения. Она шла по улице и вдруг ощутила резкий удар, словно ей в грудь вонзился брошенный нож. Ф. Джэсмин замерла на месте. Сначала она не могла понять, что произошло. Уголком левого глаза она заметила слева и чуть позади две темные тени, когда проходила переулок. И почему-то у нее перед глазами вдруг возникли ее брат и его невеста, словно при вспышке молнии она вновь увидела, как они на секунду остановились перед камином и рука брата легла на плечо его невесты. Это видение было поразительно отчетливым, и Ф. Джэсмин почти поверила, что Джарвис и Дженис там, в переулке, что она их мельком увидела, — а ведь она отлично знала, что они в Уинтер-Хилле, почти в ста милях отсюда.

Ф. Джэсмин опустила ногу на тротуар и медленно оглянулась. По обеим сторонам переулка расположились бакалейные лавки, и от их света переулок дальше казался еще темнее. Ф. Джэсмин почему-то стало страшно. Ее взгляд медленно скользнул по кирпичной стене, и она опять увидела две черные тени. Но что это? Ф. Джэсмин не верила своим глазам: там стояли два темнокожих мальчишки, и рука более высокого лежала на плече второго, который был ниже ростом. И все. Тем не менее, потому ли, что она видела их краем глаза, потому ли, что они стояли в той же позе, именно из-за этой пары и возникло видение, которое так поразило Ф. Джэсмин. Этим ярким отчетливым видением завершилось утро, и к двум часам она была дома.

2

Полдень этого дня был похож на середину неудавшегося пирога, который Беренис испекла в прошлый понедельник. Прежняя Фрэнки была довольна, что пирог не удался, — она вовсе не злорадствовала, а просто очень любила непропеченные пироги. Ей нравилась их сыроватая тяжесть, и она не понимала, почему взрослые считают такие пироги неудавшимися. Пирог, испеченный в понедельник, был круглой формы, по краям он поднялся и был легким и пышным, но середина осталась сырой и плотной, и таким же обернулся день после яркого веселого утра. Поскольку это шел последний день, Ф. Джэсмин обнаружила непривычную красоту в давно знакомых предметах и звуках старой кухни. В два часа, когда она пришла домой, Беренис гладила белье. Джон Генри, сидя за столом, пускал через катушку мыльные пузыри; он устремил на нее пристальный взгляд зеленых глаз.

— Где ты была? — спросила Беренис.

— А мы знаем, чего ты не знаешь, — вставил Джон Генри. — Сказать?

— Что?

— Мы с Беренис тоже едем на свадьбу.

Ф. Джэсмин, снимавшая платье из кисеи, растерялась и в изумлении воззрилась на мальчика.

— Дядя Чарлз умер.

— Да, — сказала Беренис. — Бедный старичок скончался сегодня утром. Его будут хоронить на семейном кладбище в Опелике. А Джон Генри поживет у нас.

Теперь, когда Ф. Джэсмин поняла, что смерть дяди Чарлза как-то отразится на свадьбе, она задумалась о ней. Пока Беренис доглаживала белье, Ф. Джэсмин в нижней юбке сидела, закрыв глаза, на ступеньке лестницы, которая вела в ее комнату. Дядя Чарлз жил за городом, в доме, окруженном деревьями, и был так стар, что уже не мог грызть кукурузные початки. В это лето он заболел, и с тех пор его состояние все время оставалось критическим. Он лежал в постели сморщенный, коричневый и очень старый. Он пожаловался, что фотографии на стенках висят криво, и все фотографии сняли, но это не помогло. Он жаловался, что его кровать поставили не в том углу, и кровать передвинули, но и это не помогло. Потом у него пропал голос, и когда он пытался что-то сказать, казалось, что ему в горло налили клей, и никто не мог разобрать ни слова. Как-то в воскресенье Уэсты поехали проведать его и взяли с собой Фрэнки. Она на цыпочках подошла к открытой двери спальни. Он был похож на старика, вырезанного из коричневого дерева и накрытого простыней. Только его глаза двигались — они были похожи на голубой студень, и ей почудилось, что они вот-вот выпадут из глазниц и покатятся, как голубой влажный студень, по его неподвижному лицу. Она стояла у двери и смотрела на него, а потом испуганно ушла на цыпочках. В конце концов они разобрали, что дядя Чарлз жалуется на солнце, светившее за окном не так; но не это его мучило, а приближение смерти.