Уборка в доме Набокова - [56]

Я решила, что повешу рекламу дома свиданий в разделах «Только для мам» и «Девичник». Сформулировать объявление оказалось не так-то просто. Остановилась я вот на чем: «Педикюр уже не радует? А не попробовать ли полный массаж, до конца? Мы прекратим только тогда, когда ты скажешь: „Хватит“». Пока писала, я чуть не подавилась мюсли.

Сама не знаю почему, я вдруг вспомнила о столяре, владельце другого мастидога. Отыскала в Интернете «Холдер, столярные работы». Там оказались чудные фотографии шкафов и письменных столов, в том числе конторки для работы стоя, о которой я мечтала. Судя по адресу, находилась его мастерская недалеко. Я посмотрела спутниковую карту и увидела аккуратную крышу, а рядом с ней — большое синее пятно, похожее на лодку.

Подумала: а доведется ли мне еще встречаться с мужчиной? Подумала: а что люди под сорок надевают на свидания? Поискала в Интернете информацию про «панталоны». Выскочил только один сайт — «Ханро». Как это так, единственные панталоны, которые можно купить через Интернет, делают в Швейцарии? Как это может быть? Стоят они будь здоров, а идея такова: вы покупаете подштанники без сносу, на всю жизнь. И все же, если я еще соберусь на настоящее свидание (а мне что-то сомнительно), мне понадобятся самые лучшие панталоны, так что я заказала «бежевые с низкой талией».

А еще я заказала надувную лодку из магазина плавсредств — в надежде, что она вмещает троих. Все остальные лодки оказались мне не по карману.

Нужно было как-то пережить еще несколько дней худшего года моей жизни; ожидать новостей про «Малыша Рута» не приходилось — у всех, кроме меня, были праздники, — и я решила временно перебраться в дом свиданий. Работы в «Старом молочнике» почти не было, — похоже, зимой люди едят больше молочных продуктов и меньше жалуются на их качество.

Я сложила в машину книги, немного еды, Матильдин поводок и свою пижаму, которую мне купила Тамми, чтобы спасти наш брак, — пижама по-прежнему была перевязана ленточкой с надписью «Фредерик. Голливуд» — и поехала в дом свиданий. Он встретил меня холодно, но приветливо, он был исполнен вкуса и спокойного изящества, которое казалось отрешенным, отделенным от остального мира. В этом доме царил неподдельный дух ожидания: мол, тут может произойти все что угодно — и произойдет.

Я затопила камин и присела на диван — у ног собака, рядом стопка книг. Я привезла несколько Марджиных любовных романов и биографию Набокова — посмотреть на фотографии: вот он сидит в машине, вот пишет, вот он с женой.

Входная дверь прилегала плотно, и возле горящего камина было очень хорошо. Я перебиралась из комнаты в комнату, осваиваясь с видом из окон в разные часы дня. Каждую ночь я ночевала в другой спальне, чистая Белоснежка в шлюховатой пижаме.

Почитала еще Марджиных любовных романов. Они играли на мне, как на пианино, как на бабушкином любимом черном рояле. Я это чувствовала, будто бы действие лекарства. Этим лекарством была нежность. Причем исходила она не от постельных сцен, а от того, что до, от того, что после. Болеутоляющим была не похоть, а человеческая нежность, любовь к тем, кто совершенно для любви непригоден. Похоть — это зарянка, что снова и снова кидается на свое отражение в стекле, взятом в переплет окна. А нежность и влечение ласково проникали в меня, плескались вокруг, как вода. Книги, казалось, говорили: «Мы тебя знаем, мы о тебе позаботимся, у нас есть то, что тебе нужно».

Эти дни, проведенные за чтением, изменили мой взгляд на мир. Я все пыталась убедить себя, что человек самодостаточен, что семья может состоять из одного, — и не убедила. Чтобы утешиться, в канун Нового года я сделала кувшин чего-то вроде сангрии или, может быть, пунша с минимумом пряностей. Градуса в нем почти не было, потому что я, вообще-то, не люблю алкоголь. Прихлебывая, я составила полный список всех мужчин, которые хотели со мной переспать и которым я отказала, — всех, кого припомнила.

Припомнила я по меньшей мере пятерых. Их наверняка было больше, но я подходила по самой строгой мерке: считала только тех, что действительно предлагали. Если предлагали под градусом — это тоже не считалось. (Понятия не имею, почему я ввела это условие, — я и сама, почитай, была под градусом и при этом чувствовала, что мыслю удивительно отчетливо.) Мне вдруг стало очень хорошо, я гордилась, что целых пять раз в своей жизни проявила такое удивительное здравомыслие.

Когда кувшин с пуншем опустел, я решила, что все-таки немного навеселе. Накинула теплую куртку и посадила Матильду в машину.

Вести машину было не сложнее обычного, и все же я ехала с особой осторожностью, — похоже, все онкведонские полицейские либо стояли на дороге, либо сидели в машинах на обочине, поджидая, когда нарушители вроде меня пересекут двойную сплошную линию. Я поехала по дороге вдоль озера, прочь из города, и вскоре увидела указатель, на котором значилось: «Холдер. Столярные работы. 2 мили».

Я проехала это расстояние и остановилась неподалеку от старой беленой фермы. В окнах было темно, но в сарае — возможно, там находилась мастерская — горел яркий свет. Я опустила окно, в машину ворвался морозный воздух. Вслушалась в завывание какого-то электрического инструмента. Заглушила двигатель, чтобы лучше слышать, и тут же где-то гавкнула большая собака. Матильда встрепенулась и гавкнула в ответ. Я быстренько повернула ключ в зажигании. Никакого эффекта.