Убийство времени. Автобиография - [43]

Несколько недель тому назад я нашел записные книжки, по которым отчасти понятно, что происходило в период между 1960 и 1972 годами. Как и многие другие документы в моем архиве, эти книжки уцелели совершенно случайно. В них можно найти отклики на спектакли, фильмы, концерты и оперы, длинные выдержки из книг и описания людей, с которыми я встречался. Подробные описания театральных представлений и отзывы о книгах перемежаются с умонастроенческими записями в таком духе — «Мне надо уехать из Беркли», «Здесь больше оставаться нельзя», «Это культурная пустыня — я задыхаюсь». Такого рода реплики попадаются почти на каждой странице, и особенно учащаются после визитов в Лондон. Чрезвычайно медленно, но я все-таки приспособился к калифорнийскому образу жизни. В самом деле, я мог все еще жить в Калифорнии и мог бы быть там похоронен, сожжен в крематории или даже съеден, если бы меня не выгнало оттуда землетрясение, случившееся в октябре 1989 года.

Я прибыл в Беркли в сентябре 1958 года. Эрни Адамс, мой будущий сослуживец, встретил меня в аэропорту. Мы поехали к нему, вместе поужинали, и я остался переночевать. Мы поспорили о беккетовском «В ожидании Годо» — Эрни превозносил пьесу до небес, а я разругал. На следующий день я снял вонючую комнатенку в клоповнике на Телеграф-авеню. Я больше заботился о практичности, чем об элегантности, и мог бы остаться там на долгие годы, но Марго была против: «Или ты найдешь другое жилье, или больше меня не увидишь». Я погрузился в поиски и присмотрел маленькую квартирку на втором этаже дома с гаражом на Хиллегасс-стрит. Место было отличное. В моем распоряжении был весь дом, а кроме того, здесь мне не мешал шум машин, ужасно беспокоивший меня в предыдущем жилье. Я снял эту квартиру за 80 долларов — сегодня в это просто не верится. Но хозяйка вернулась жить в дом, так что мне снова пришлось переехать. После краткой остановки на Бенвеню-стрит я снял здоровенную коробку из дерева в Окленде, 6041А по Харвуд-авеню. Спальня была на чердаке, внизу была большая рабочая зона, а кроме того — огромные окна с видом и задний двор. Зимой 1969–1970 года я купил свой первый дом на Берклийских холмах. Там я жил в подвале, в то время как квартиросъемщики, оставшиеся от прежнего хозяина, занимали верхний этаж. Несколько недель спустя я обнаружил, что не одинок — прямо под моей кроватью обосновалась крыса. Памятуя о том, что Ленин прозвал австрийского социалиста Каутского крысой, Робин окрестил мою крысу Каутским. Каутский стал меня бесить, и я всюду рассыпал отраву. Крыса куда-то запропастилась, но вместо нее возникло едкое зловоние. Я позвонил одному специалисту по крысам. Это был молодой человек с впечатляющим набором оборудования — инженер по крысам, ничуть не меньше. Он огляделся и сказал: «Возможно, придется ломать стены». Я вызвал другого специалиста. У этого никакого оборудования не было, но сам он очень напоминал крысу. Он сказал: «Крысы вечно обманывают. Вонь в одном месте, а сама крыса — в другом». На несколько минут он пропал из вида, а вернулся уже с Каутским — вернее, с тем, что от него осталось. Вскоре я и сам съехал оттуда — дом стоял на большой дороге и там было слишком шумно. Я все еще владею домом, который купил вслед за этим — 1168 по Миллер-авеню, но в скором будущем я надеюсь продать его за кругленькую сумму.

Марго, с которой начались все эти приключения, была дочерью одного из моих сослуживцев. Мы встретились на факультетской вечеринке, затем отправились в кино, в театр и в постель. Ее родители, и особенно мать, кажется, симпатизировали мне, но по какой-то причине противились нашему союзу. Не раз и не два мне приходилось прятаться в темных углах, когда папа решал навестить свою дочь. Марго любила природу. Она взяла меня на экскурсию в Йосемити и на озеро Тахо, а потом мы плавали с ней в холодных горных озерах в Долине Опустошения. Мы провели неделю в Инвернессе, несколько дней у горы Тамалпаис и многие часы у меня дома на Хиллегасс-авеню. Марго была стройной, красивой блондинкой. Она знала множество песен в стиле кантри-энд-вестерн и распевала их дома, а также и сидя за рулем. Когда-то она хотела заниматься математикой, но вмешались ее родители — математика-де была неподходящим занятием для женщины. Тогда она стала изучать историю и литературу. Готовясь к ее экзаменам, мы проводили бессонные ночи, читая скучные книги, написанные еще более скучными людьми. Но все это было без толку — экзамен Марго провалила, несмотря на свою смышленость. В других смыслах она тоже была ограниченной. По правде говоря, она была довольно запутавшейся дамой. Однако это никак не проявлялось в ее поведении вне колледжа или отношений с отцом. Она была остроумной, прекрасно вела беседы, она была рациональной (куда рациональней, чем я — это факт), и она была очень мудра. В конце концов она переехала на восток и вышла замуж. Теперь она поддерживает людей в сложных ситуациях — и практически, и морально. Мы снова встретились в 1988 году, совершили долгую прогулку по Берклийским холмам и говорили так, словно и не расставались.