Убийство времени. Автобиография - [3]

Тетя Пепи была замужем за Конрадом Хампапа — он был железнодорожником и сам изрядно закладывал за воротник. У них было двое детей — Конрад-младший, родившийся слабоумным, и Жозефина. Они приходили к нам по воскресеньям, и Конрад-младший играл на аккордеоне. Он был замечательным музыкантом и мог импровизационно развить любую мелодию, которую только слышал. Когда его отец снова женился, Конрад-младший попытался заняться любовью со своей мачехой, Марией. Он думал, что это нормальная функция всякой матери, потому что, по всей видимости, тетя Пепи занималась любовью с ним. Мария была деликатной, но целеустремленной женщиной. Она добилась того, что ее муж бросил пить; однако она потерпела неудачу с Конрадом-младшим. Он ушел из дома, бродил по улицам, прятался в мусорных баках (которые в то время были так просторны, что могли вместить десятерых), играл на своем инструменте и насиловал женщин, которые приходили его послушать. Он умер в лечебнице для душевнобольных в тридцать шесть лет — или, по крайней мере, я слышал такие рассказы после того, как вернулся из Лондона. Для меня, десятилетнего, кузен Конрад был еще одним родственником, у которого был музыкальный дар. Я замечал, что он слегка необычный — но такими же были и множество других людей. Мое отношение к нему изменилось, когда его особенность получила название — «умственная отсталость» — и когда брошенные вскользь или ненамеренные намеки прояснили мне социальные последствия этой его особенности. Теперь я испытывал ужас и отвращение.

Дядя Рудольф был женат на необъятной чешке, которая обожала сплетничать о потерявших невинность девушках, о детях, от которых избавились с помощью аборта, о супругах, которым наставили рога, и о родственниках, которые что-либо украли. У нее была угрожающая физиономия, заметные усики, и когда истории становились слишком смачными, она переходила на чешский. Как-то раз она забыла это сделать, когда рассказывала моим родителям, что один из наших знакомых соблазнил другую знакомую и эта дама, которая, вероятно, была девственницей, потеряла «ведра крови». Ведра крови! Прошло много времени, прежде чем мои взгляды на занятия любовью стали немного менее драматичными. Дядя Рудольф время от времени появлялся на людях с женщиной, которая была ближе к его собственным габаритам, и жаловался на тяготы брака с тетей Кристиной. В свою очередь, тетя Кристина обвиняла его в попытках ее отравить. Они разошлись, сошлись снова и снова разошлись; в конце концов тетя Кристина умерла. Дядя Рудольф — тщедушный, слабый и робкий, как мышь — дожил до девяноста четырех.

Дядя Юлиус был высок и красив и любил всех разыгрывать. Про него говорили, что он-де позаимствовал деньги из банка, бежал и устроился в Иностранный легион. Он поселился в Мекнесе (Марокко), женился на испанке по имени Кармен и посылал нам фотокарточки, на которых красовался с Кармен и минаретами на заднем плане. «Дядя Юлиус выбился в люди» (er hat zu etwas gebracht), — говорили мы. Дядя Карл, один из моих крестных, был более загадочным персонажем. Я никогда его не встречал. Он эмигрировал в Штаты, купил ферму в Айове и каждый год на день рождения матери присылал нам один доллар. На эти деньги мама покупала ветчину, вино и сладости, и мы наедались на целую неделю.

Еще у меня были двоюродные брат и сестра — один всамделишный, другая — не то чтобы очень. Кузен Фриц зарабатывал пением на улицах. Тогда это было довольно обычным занятием. В двадцатые годы улицы и задворки Вены выглядели как парки развлечений — здесь можно было встретить шарманщиков, перед зрителями выступали животные, фокусники, плясуны, певцы — а иногда даже целые оркестры. Они занимали свои места поздним утром и настраивали инструменты или готовили реквизит для выступления. Публика, состоявшая по большей части из домохозяек, делала заявки, и выступление начиналось. Коммивояжеры рекламировали свои товары, произнося небольшую речь, а некоторые пели песни — одни стояли на улице, а другие заходили на лестницу. Цыганки продавали пачули в разноцветных картонках. У них была особенная песня, которую я помню до сих пор. Бывали и несчастные случаи: однажды уличный огнеглотатель обжегся и его унесли прочь. У каждого квартала был свой собственный попрошайка, который приходил раз в неделю собирать свою дань. «Наш» нищий приходил по субботам. Закончив свою работу, он шел к мяснику и покупал ломоть ветчины — больший, чем кто-либо из нас мог себе позволить.

Кузен Фриц играл на гитаре и пел, ему подпевала эффектная рыжеволосая барышня. Я тут же влюбился в нее. Вдохновленный тем, что мне доводилось слышать о настоящей любви, я взял запасную пару ботинок (как писали в сказках — «он собрал свою котомку») и убежал из дома. Ясное дело, думал я, она поджидает где-то за углом и встретит меня с распростертыми объятьями, и воскликнет: «Я ждала тебя всю мою жизнь». Об этом я тоже вычитал в сказках, которые были для меня путеводной звездой. Увы, но в жизни все вышло не так. Я заблудился (мне было пять), меня нашли полицейские и передали обратно родителям. После этого происшествия кузена Фрица и его компаньонку у нас не привечали.