Убийство в закрытой комнате - [7]
Вадик молча стоял, прислонившись к стенке и сосредоточенно глядя вдаль. На секунду Лиза словно хотела прильнуть к нему — однако, наоборот, отступила за Димкину спину, лишь оттуда осмелившись спросить:
— Неужели ты так боишься отца, Вадик? Я знаю, он упертый и считает наркоманов пропащими… Но ведь ты — его сын!
— Именно поэтому, — с горечью ответил Вадик. — Дело даже не в том, что сын-наркоман помешал бы карьере. Отец искренне убежден: один раз укололся — и ты не человек. Ему лучше никакого сына, чем моральный урод. Узнав, он засадит меня в клинику, из которой не выйдешь уже никогда… Или выйдешь идиотом. Лучше сдохнуть, чем туда попасть, уж я-то в курсе. Я не виноват, что Алинка сообразила про наркотики. Она обещала меня не выдавать, но у нее язык без костей, она бы обязательно проговорилась. Отцу она нравилась, вечно о ней спрашивал: когда приведешь свою балеринку? Встретился бы с ней и все выведал. А порвать с Алинкой я не решался… Какой ей тогда смысл держать обещание? Обидится и проболтается. Вот и пришлось мне ее… От нее… Пришлось так поступить. Мне казалось, я все продумал. Это чудо какое-то, что Димка догадался.
Вадик повернулся, уставившись Димке прямо в глаза. Тот вздрогнул. Как ему недавно хотелось найти убийцу! Казалось, сделай это — и мир станет лучше, а на душе легче. Ничуть не бывало. Наоборот — боль, сжатой пружиной сидящая в груди, начала медленно и неуклонно распрямляться.
— Чудес, как и нечистой силы, не бывает, — поспешил сообщить Димка, пока был еще в силах говорить, — Просто ты перестарался — у тебя единственного нарисовалось стопроцентное алиби. А это подозрительно.
— Глупости! — с неожиданной горячностью возразила Лиза, — У тебя тоже стопроцентное алиби — и что? Ты нашел убийцу Алинки потому, что любил ее. Любил такую, какая есть, и все про нее чувствовал. Знал бы ты, как я ей всегда завидовала, и даже сейчас…
Ее слова прервал шум мотора. Во двор въезжала полицейская машина.
Александр Золотько
Семейное дело
Ружье сказало «Бах!». Нет, даже «Бабах!!!». Обязательно лязгнул затвор, отъезжая назад под давлением пороховых газов, на фоне самого выстрела этот «клад!» особо внушительно не прозвучал, а легкое «стук» стреляной гильзы так и вообще можно во внимание не принимать.
Кстати, а философы так и не нашли ответа на дурацкий вопрос: если дерево рухнуло в дремучем лесу, далеко от людей, то грохотало ли оно? Звука-то никто не слышал. Кто говорит, что грохотало, и несет всякую ерунду о звуковых волнах, кто-то говорит, что нет, ибо если отсутствует слушатель, то и звука не может быть, ведь он, по сути, только вибрация перепонок в ухе…
Ерунда, конечно. Умственное рукоблудие, если честно. Хотя, если разобраться, что-то в этом есть. Потому что, когда выстрелил карабин «сайга», звука никто не услышал. И значит ли это, что звука не было совсем?
Курок бесшумно сорвался со своего места, врезал совершенно без звука по бойку, тот наколол капсюль патрона, тот передал искру пороху в гильзе, тот быстро-быстро сгорел, превратился в газ, который расширился, толкнул пулю вперед, вдавил ее в нарезы ствола, толкал-толкал, пока ствол, наконец, не закончился и пуля не вылетела наружу.
Если бы рядом был слушатель, то именно в этот момент карабин должен был произнести свое «бабах!», но если слушателя не было, то…
Алик Зимин потряс головой, пытаясь привести себя в чувство.
Эк его повело, беднягу! Хотя, казалось бы, с чего? Ну погиб человек. Не то чтобы совсем незнакомый, но не друг — точно не друг. У Зимина не было среди друзей серьезных и влиятельных людей. Могут ли быть у мужика тридцати трех лет от роду серьезные друзья, если так и не заслужил этот самый мужик в возрасте Христа ничего другого в качестве имени, кроме Алика. «Слышь, Алик!», «Привет, Алик!», «А не сгоняешь по-быстрому, Алик?», Алик сгоняет. За десять дополнительных долларов — так даже с улыбкой сгоняет.
«С улыбкой», — пробормотал Алик, глядя на экран телевизора.
Погиб человек. В тысяча девятьсот девяносто четвертом году от Рождества Христова кого-то можно этим удивить? За неделю в Городе отправляются на тот свет от десяти до пятнадцати хомо сапиенсов. Не совсем хомо и не так чтобы сапиенсов. В ходе совместного распития спиртных напитков, в результате возникшей ссоры, на почве личных неприязненных отношений… это если не считать тех, кого подстрелили-взорвали-пове-сили-утопили по работе, так сказать. Ну, как в американских фильмах — ничего личного, сплошной бизнес.
Нет, конечно, нечто странное в смерти вот этого конкретного человека было.
Алик встал с дивана и пошел на кухню: чайник свистел изо всех сил, намекая, что еще немного — и пойдет на взлет.
Спокойно, сказал Алик на пороге кухни, помощь уже близка. Помощь уже рядом.
