Убийство в Верховном суде - [60]

— О какой душе ты говоришь, Элинор?

Она подошла к нему сзади, положила руки ему на плечи и повернула лицом к себе.

— За что ты его так ненавидел? — спросила она. Слезы струились по ее щекам.

Доктор выпрямился, все еще прикрывая глаза рукой.

— Я не испытывал к нему ненависти, Элинор. Я любил его, черт побери… нет, черт его побери. Он никуда не годился…

— Разве это подходящее выражение для психиатра?

— Может быть, и нет. Но иногда я думаю, что мы оказываем дурную услугу обществу, изобретая жаргон для характеристики поведения. В этом мире есть люди. Элинор, которые ни к черту не годятся, и как бы это признание ни разбивало мне сердце, мой сын был один из них…

Он знал, что́ за этим последует, и не стал уклоняться. Напротив, ждал с каким-то непонятным удовлетворением. Она ударила его по лицу. Видя, что он не реагирует, ударила еще раз, затем обеими руками впилась ему в шею, вонзив ногти в кожу. Сазерленду удалось схватить ее запястья и разжать руки. Крошечные капельки крови выступили там, где ногти разорвали кожу, и медленно скатились к воротнику халата.

— О, Господи… Прости меня, Честер. — Ее тело сотрясалось от рыданий.

— Мы все виноваты, Элинор. Извини… Я лягу спать внизу.

Глава 24

Мартин Теллер, пробираясь сквозь камеру предварительного заключения в участке ОУП, взглянул на стенные часы. Было без четверти девять — оставалось пятнадцать минут до его утреннего ритуала с Дорианом Марсом.

Следователь, работающий вместе с ним по делу Сазерленда, остановил его и сказал:

— Хочешь послушать новый анекдот про поляков, Марти?

— Не интересуюсь. Кроме того, анекдоты про поляков — это дурной тон.

Следователь удивленно посмотрел на него и пожал плечами.

— Извини, — сказал он.

Теллер направился дальше к своему кабинету, вошел и захлопнул за собой дверь.

Утро началось скверно. Кошки подрались во время завтрака и разлили кофе по всему ковру. Через несколько минут позвонила его бывшая жена из Парижа, штат Кентукки, и сообщила ему, что их младшая дочь беременна и потому вынуждена оставить колледж. «Кто отец?» — спросил Теллер, не представляя, что еще сказать. — «Я не знаю, Марти, она через несколько дней возвращается домой, и я тебе сообщу». А в довершение ко всему, выходя из дома, он прочел на стене объявление о том, что три дня не будет горячей воды: в котельной проводят профилактический осмотр.

Следователь, предложивший ему анекдот о поляках, приоткрыл дверь и спросил:

— Будешь сегодня играть, Марти? — Он имел в виду покер, любимое занятие сотрудников отделения.

— Нет, и тебе предложил бы вместо покера прихватить эти молодые дарования — переданных в мое распоряжение сыщиков — и посвятить эту ночь обходу всех баров в городе. Прихвати с собой фото Кларенса Сазерленда и в первую очередь проверьте бары для одиночек.

— Каждый бар?

— Начинайте с Джорджтауна. Спрашивайте барменов, пасущихся там девок, охотящихся на них парней. И чтобы завтра к девяти утра у меня был список всех баров, в которых вы побывали.

— Это большой забег, Марти. Рабочего дня не хватит.

— Тебя пожалеть?

— Да что с тобой? К тебе сегодня не подступиться.

— Луна не в той позиции в моем гороскопе.

— Детские шуточки.

— Точно. У тебя есть дети?

— Насколько мне известно, нет.

— Они разбивают наши сердца. Пошевеливайся.

— Угу. Желаю приятно провести день.

Теллер взял кофейную чашку, не мытую со вчерашнего дня, прошел в камеру предварительного заключения и налил себе кофе из общего кофейника, оставив четвертак на блюдце. Потом вернулся в кабинет, повесил на плечики пиджак и сел за стол. Было десять минут десятого. Он набрал по селектору номер Дориана Марса.

— Марти? — раздался голос Марса. — Где ты? Я жду!

— Давай пропустим сегодняшнюю встречу, Дориан. Мне нечего доложить. Это пустая трата времени.

— Неважно. Все равно надо встречаться каждый день. Мозговая атака может многое открыть. Пропусти дело типа этого достаточное количество раз через мясорубку, и у тебя получится прекрасный гамбургер.

— Что-что?

— Заходи, Марти.

— Нет. Мне нужно еще провести большую разборку. Давай встретимся позже.

Марс громко вздохнул.

— Ну, хорошо. Кстати, у тебя все в порядке? Голос какой-то странный.

— У меня все великолепно, Дориан, просто тип-топ, пребываю в мире и согласии со всем родом человеческим. Жизнь — это просто клубника со сливками, нескончаемое кабаре.

— Не бери в голову, Марти.

Теллер позвонил на коммутатор и велел дежурному сержанту какое-то время ни с кем его не соединять.

— Тут как раз вас спрашивают, инспектор. Я уже собирался вас связать.

— Кто это?

— Ваша мисс Пиншер, из Министерства юстиции.

— Моя? А, ну ладно, ей отвечу, но больше никого!

— Доброе утро, — сказала Сюзанна.

— Доброе утро. Как дела?

— Все в порядке. Я думала, ты мне позвонишь.

— Я был чертовски занят. Прости.

— Впрочем, я не потому звоню. Я хотела сообщить тебе о моем разговоре с Лори Роулс.

Теллер достал блокнот и снял колпачок с ручки.

— Слушаю, — сказал он.

— Помнишь, я говорила тебе, что хотела бы установить с ней доверительные отношения, скажем так, сестринские? Так вот, это получилось… Я ужинала у нее дома, и она мне открылась.

— Что она говорила?

Сюзанна начала читать записи, которые она сделала сразу после ухода от Лори: работа Лори у Коновера, предварительное голосование по делу «Найдел против штата Иллинойс» в пользу истицы, подтверждение тому, что у Сесили Коновер был роман с Кларенсом и что судья Коновер знал об этом. Теллер слушал, делая свои записи, пока Сюзанна не дошла до того эпизода, когда Лори и Кларенс занимались любовью в зале суда и рассказа о том, что Кларенс часто вечером наведывался туда, чтобы посидеть в кресле председателя.