Убийство в теологическом колледже - [24]

Они прошли через гардероб в задней части здания, где располагалась дверь в северную галерею. Комната была разделена рядом вешалок, возвышавшихся над длинной скамьей. Под каждой вешалкой располагалась полка для уличной обуви. В основном крючки пустовали, но примерно полдюжины оказались заняты – там висели коричневые плащи с капюшонами. Носить плащи и черные сутаны в помещении наверняка предписала студентам грозная основательница колледжа Агнесса Арбетнот – не иначе как памятуя о силе и жестокости восточных ветров на этом незащищенном побережье. Справа от гардероба, через полуоткрытую дверь в хозяйственную комнату, можно было заметить четыре огромные стиральные машины и сушилку.

Из тусклого помещения мужчины вышли в галерею; слабый, но пропитавший все запах англиканского учебного заведения уступил место свежему воздуху в залитом солнцем тихом внутреннем дворике. У Дэлглиша возникло ощущение, словно он попал в прошлое: вычурность викторианской архитектуры сменилась каменной простотой.

Мощеный внутренний двор с трех сторон окружали галереи с узкими и стройными колоннами, выложенные плиткой из камня. В двухэтажные жилища студентов вел ряд одинаковых дубовых дверей. Гостевые апартаменты – все четыре – выходили на западную сторону основного здания. От церковной стены их отделяли кованые железные ворота, за которыми протянулось поле с чахлыми кустами, а дальше участки поживее, где росла сахарная свекла. В центре внутреннего двора раскинулся взрослый каштан, уже демонстрирующий признаки осеннего увядания. У подножия искривленного ствола, где струпьями отваливались частички коры, пустили ростки маленькие веточки и появились молодые листики, зеленые и нежные. Сверху на нависших громадных сучьях еще оставались желтые и коричневые листья, а засохшие, свернувшись, падали на булыжники, сухие и хрупкие, словно пальцы мумии, на фоне блестящих орехов коричневато-красного цвета.

Впрочем, кое-какие детали этой давным-давно отпечатавшейся в памяти Дэлглиша картины оказались в новинку, например ряды невзрачных терракотовых горшков у основания колонн. Должно быть, летом они представляли собой нарядное зрелище, но сейчас из этих горшков, которым, однако, нельзя было отказать в изяществе, торчали лишь кривые стебли герани и несколько оставшихся цветков – жалкое напоминание о былом великолепии. Да и фуксию, которая так решительно карабкалась по западной стене дома, посадили уже позже. Она еще буйно цвела, но листья увядали, а опавшие лепестки лежали алыми озерцами, словно пролитая кровь.

– Мы войдем через ризницу, – объяснил отец Мартин.

И вытащил из кармана сутаны огромное кольцо с ключами.

– Боюсь, мне никогда не привыкнуть к сигнализации. У нас будет целая минута, чтобы ввести четыре цифры, но звуковой сигнал настолько тихий, что я его почти не слышу. Отец Себастьян не любит громких звуков, особенно в церкви. Если сигнализация сработает, в основном здании раздастся ужасный звон.

– Вам помочь?

– Спасибо, Адам, не нужно. Я справлюсь. Цифры мне запомнить несложно, ведь это год, когда мисс Арбетнот основала колледж – 1861.

«И именно эти цифры, – подумал Дэлглиш, – легко придут в голову потенциальному злоумышленнику».

Ризница оказалась больше, чем в воспоминаниях Дэлглиша, и, помимо основного назначения, очевидно, служила еще гардеробом и кабинетом. Слева от двери, ведущей в церковь, расположился ряд вешалок. Другую стену занимали встроенные шкафы для одежды, от пола до потолка. Еще были два деревянных стула и маленькая раковина со сливной полкой за шкафом, где на полке с жаростойким покрытием примостился электрический чайник с кофейником, две огромные банки с белой краской, одна маленькая с черной, а рядом кисточки в банке из-под варенья, аккуратно сложенные у стены. Слева от двери под одним из двух окон стоял большой письменный стол с выдвижными ящиками, на нем – серебряный крест, а сверху на стене был сейф.

Заметив, что Дэлглиш обратил на него внимание, отец Мартин объяснил:

– Отец Себастьян установил этот сейф, чтобы хранить наши серебряные потиры[5] и дискосы[6] семнадцатого века. Их завещала колледжу мисс Арбетнот, и они в отличном состоянии. Поскольку они очень дорогие, мы раньше хранили их в банке, но отец Себастьян решил, что утварь нужно использовать, и я с ним полностью согласен.

За столом в ряд висели красновато-коричневые фотографии в рамках, почти все старинные; некоторые, похоже, относились ко времени становления колледжа. Дэлглиш, заинтересовавшись старыми снимками, шагнул ближе, чтобы получше их рассмотреть. Он решил, что на одной из них изображена мисс Арбетнот, а по бокам от нее – два священника в сутанах и биреттах.

Мимолетного взгляда на карточку оказалось достаточно, чтобы Дэлглиш понял, кто занимал главенствующую позицию. Мисс Арбетнот – абсолютная противоположность своим затянутым в черное аскетичным церковным стражам – стояла совершенно свободно, небрежно придерживая пальцами складки юбки. Одежда на ней была скромной, но дорогой: даже на фотографии бросались в глаза блеск застегнутой на все пуговицы шелковой блузы с широкими рукавами, сильно зауженными книзу, и великолепие юбки. Драгоценности она не носила, лишь брошку с камеей на груди и крестик на шее. Под зачесанными наверх и очень светлыми волосами – лицо сердечком; широко посаженные глаза решительно смотрели из-под прямых, более темных бровей. Дэлглиш подумал: как бы выглядела немного пугающая серьезностью мисс Арбетнот, если бы расхохоталась? На его взгляд, это была фотография красивой женщины, которую не радует ее красота и которая ищет иной способ наслаждаться властью.