Убийство в стиле - [54]

— Ну-у-у, — оборонительно ответил старший инспектор, сознавая, что в данном случае почва у него под ногами зыбкая. — Я же добавил, что она могла быть сообщницей Хенуэя.

— Даже если так, Юстес, даже если так. И Летиция. Нет, я согласна, что она, как говорится, крепкий орешек. Но в конце-то концов, в своем гнусном намерении Фарджион с ней не преуспел.

— Не вижу, чтобы это что-то меняло. Не забывайте, если это была Летиция, у нее могло и не быть намерения убить Фарджиона. А просто перепугать его до смерти. Не удивлюсь, если здесь мы столкнемся с убийством по неосторожности.

— А Филипп? Французский кинокритик — и убивает? Я имею в виду буквально. Не лезет ни в какие ворота.

— Ах, пожалуйста, обойдемся без набивших оскомину обобщений. Поставьте себя на его место. Всю свою взрослую жизнь он жил и дышал Аластером Фарджионом. Да Фарджион и был его жизнью. В определенном смысле — единственной жизнью, какую он вообще знал. И вот, вместо того чтобы поклоняться ему издалека, он наконец приближается к нему, и не просто как поклонник, но, надеется он, как коллега. Он написал сценарий — идеальный для его обожаемого режиссера, как он верит. И идеальным он и был, не то Фарджион не стал бы его красть. А он его крадет, и все мечты Франсэ рассыпаются прахом. Вообразите же, что должен он был почувствовать, когда ему стало ясно, что всю свою жизнь он потратил на того, кто был совершенно не достоин его поклонения. По моему опыту, люди убивали за меньшее, куда меньшее.

— Может быть, и так… И тем не менее, знаете, Юстес, как вы сами указали, они все говорили по собственной воле и открыто про свое отвращение к Фарджиону. Зачем бы они так поступали, если бы подозревали, что сами, ну, подозреваются в том, что убили его?

— В том-то и дело! — прямо-таки закричал на нее Трабшо. — Они не подозревали! И их не подозревали. Мы расследовали убийство Коры. У них ни на секунду не было причины задуматься, а не следует ли им придержать язык, не распространяться о своем отношении к Фарджиону. В любом случае вы-то уж, Вдовствующая Герцогиня Криминала, должны знать: тончайший способ внушить, что вы кого-то не убивали, это заявить о том, как вы сожалеете, что не сделали этого.

Эвадна Маунт секунду поразмыслила, затем сказала просто:

— Не уверена, Юстес, не уверена.

— Почему же? Моя теория — единственная, которая хоть как-то объясняет, почему кто-то из пятерых мог отравить Кору. Больше нам исходить абсолютно не из чего.

— Не так уж абсолютно. А мой клочок бумаги?

— Да? Один из тех услужливых клочков бумаги, которыми замусорены ваши «Ищи убийцу!»? Будьте серьезны, Эви. Он вряд ли идет в сравнение с тем, что предлагаю я. Помните, что говорил Шерлок Холмс? «Когда вы исключите невозможное, то, что останется, каким бы неправдоподобным оно ни выглядело, должно быть истиной».

Она испустила резкое восклицание.

— Пф, Юстес, пф! Как ни предана я Конан Дойлу, вот эту конкретную максиму я всегда считала абсолютной чушью. В мире существует множество такого, что теоретически невозможно, но вряд ли может оказаться «истиной». Сыграть идеальную партию в гольф, например, одним ударом пройдя восемнадцать лунок. Тот факт, что ваша теория пока единственная, этого отрицать нельзя — пока, Юстес! — которая адекватно объясняет убийство Коры, еще не делает ее истиной. Собственно говоря, — добавила она, — чем больше я о ней думаю, тем более несносной ее нахожу. Так что набейте это в свою трубку и выкурите. Если вы в конце концов решите закурить эту вашу грязную старую трубку.

Трабшо проигнорировал этот ничем не оправданный выпад против его пенковой любимицы.

— Несносной? — осведомился он. — Вы находите ее несносной? Эви, вы меня совсем запутали.

— Ну, подумайте сами. Вы ведь строите ее не только на том, что один из пятерых подозреваемых убил Фарджиона, но что затем Кора установила личность этого убийцы, угрожая ему или ей обращением с этими сведениями в полицию. Иными словами, она шантажировала убийцу и была убита за свои грехи.

— Нет-нет-нет! Теперь вы экстраполируете. И экстраполируете, тыча пальцем в небо. Я сказал только, что Кора узнала нечто, оказавшееся крайне опасным. И для убийцы просто узнать, что она знает, могло оказаться достаточным. Я даже не намекнул, будто она могла использовать этот секрет.

— Не на словах.

— Помните, с каким ликованием она сообщила нам, что каким-то образом устроила так, чтобы ее роль «взбодрили»? Помните, как она замкнулась, когда вы ее спросили, как она умудрилась это устроить?

— Вот, пожалуйста! — вскричала романистка, которая таки явно вспомнила кукарекающее самодовольство своей подруги. — Что вы подразумеваете, как не шантаж? Ну, этого я не потерплю, Юстес. Не потерплю ни единого слова против бедной милой мертвой Коры. Я требую, чтобы вы взяли назад ваши гнусные инсинуации.

— Послушайте, черт дери, Эви, мы же не вцепимся друг другу в глотки, правда?

— Это полностью зависит от вас. Я просто не позволю вам попирать память Коры вашими подбитыми гвоздями полицейскими сапогами.

Трабшо, однако, вместо того чтобы пойти на попятный, как поступил бы прежде, предпочел воспользоваться своим, как он считал, преимуществом.