Убийство в старом доме - [3]

Все молча, угрюмо рассматривали найденные пыжи-бумажки, каждый думая о чем-то своем. Лишь весельчак следователь Нуркаев оптимистично бросил:

— А что?! Вот и визитки преступника. Правда, зашифрованные, но по ним же можно работать. А?

Начальник райотдела милиции Минаев угрюмо бросил:

— Работать можно по любой зацепке, даже по надуманной. Но не любая зацепка является той единственной дверью, через которую попадешь прямо в опочивальню преступника или хотя бы к людям, которые назовут его имя. А если это прожженный негодяй, который специально подобрал все эти бумажки в каком-нибудь мусорном ящике в чужом дворе да решил их использовать для стрельбы, чтобы пустить следствие по ложному пути. Тогда как?

— Ну, Георгий Давыдович, — упавшим голосом проронил Нуркаев, — вы уж сразу самый неприятный вариант подбросили, как увесистый кусок льда за шиворот.

— Я бы очень хотел ошибиться в своем предположении. — Немного помолчав, капитан Минаев добавил: — Надо срочно выяснить личность потерпевшей.

Тяжелораненая Аушева Зейнаб во время войны была в партизанском отряде. Имела правительственные награды. После войны и до настоящего времени работала на швейной фабрике мастером.

Все эти автобиографические сведения о лицах, с которыми она так или иначе сталкивалась, были вскоре выяснены следствием.

«Может, Аушеву кто-то решил убрать как опасного свидетеля? — размышлял следователь Нуркаев. — Скажем, в связи с ее деятельностью в партизанском отряде. Такие случаи не новы в следственной практике». На совещании у прокурора района эта версия в числе других была оставлена для проработки.

Глава 3

Лейтенант Данишев поселился на последнем, пятом этаже дома, некогда построенного богатым царским вельможей. Последним хозяином перед революцией оказался один из местных крупных воротил. После революции дом пополнил жилищный фонд города.

Комната, как и ожидал Назип, не произвела на него впечатления. Единственное достоинство ее, как решил новый хозяин, — это высокий потолок да два окна, выходившие в сторону запущенного сада, который подковой охватывал старый кирпичный забор. Комната требовала основательного ремонта.

Не успел еще он подумать, куда поставить раскладушку, как в комнату кто-то постучал. И тут же в приоткрывшуюся дверь просунулась ежиком стриженная седая голова маленького старика с очками на носу.

— Дозвольте зайти? — прогнусавил он.

— Да. Входите!

— Доброе здоровьице, мил человек. Пора нам и познакомиться.

— Но я только что...

— Знаю, знаю, мил человек. Я тут в этой квартире на общественных началах, так сказать, интересуюсь, забочусь обо всем и поэтому знать должен все и вся. Зовут меня Анатолий Григорьевич Винокуров.

— Назип Гатаулович Данишев.

— Очень приятно, мил человек, очень. Вы к нам как, любезный Назип Гатаулович, временно или с прописочной постоянной?

— Думаю, постоянно буду жить.

Старик непонимающе, как глухонемой, уставился на лейтенанта, шмыгнул носом и неудовлетворенно, о чем-то раздумывая, сказал:

— Ага. Значит, думаете. А когда перестане... вернее, когда окончательно придете к выводу...

В коридоре сильно хлопнули входной дверью, кто-то, шумно ступая, словно на ходулях, прошел мимо двери. Тут же пьяный охрипший голос завыл, изображая подобие какой-то кабацкой полублатной песни:

А за стеною фраера

Всю ночь гуляли до утра.

И шмары там, и шмары там, и шмары...

Старик поднял указательный палец:

— Это, мил, человек, член нашей общей квартиры Мурадов Самат. Вконец спился. Уж не рад я, ох не рад, что мы сюда переселились с женой с первого этажа.

Снова хлопнула дверь где-то уже в другой стороне и пьяное завывание повторилось:

...Я институтка,

я дочь камергера,

Я черная моль,

я летучая мышь,

Я фея из бара...

— Там-то сыровато, а у меня ревматизм. А до меня работяги в моей бывшей комнате жили. Сам я был ответственным работником ЖЭКа, бухгалтером. Так вот, эти работяги-то, чтоб не выносить использованную воду — канализацию недавно сделали, — стали выливать её через люки в подвал. Образовалось эдакое домашнее болото. Да к тому же работяги разобрали еще и паркет — пол стал холоднющий, как ледяной. Правда, по подвалу перестали шарить какие-то темные личности.

— Значит, кикиморы не польстились на это болото, не переехали к вам в подвал, — усмехнулся Назип. — А наоборот, свои домовые и лешие сбежали.

— Это вы напрасно, любезный... э-э-э...

— Назип Гатаулович.

— Да-да, Назип Гатаулович. Склероз... Я вам правду говорю. Дело в том, — перейдя почти на шепот, заговорил он, — что какие-то темные личности по ночам частенько шарили по подвалу с ломами да лопатами...

Уже много позже Данишев поймет, какую серьезную информацию о событиях в подвале поведал ему старик, и как неожиданно она вплетётся в очень серьезное уголовное дело, которое ему доведется расследовать. И уже потом он даст себе зарок: всегда серьезно слушать любого собеседника, другое дело — как оценивать эти сведения.

А пока что Назипу казалось, шел пустячный, никчемный разговор. И, не желая обидеть старика, он для приличия спросил его:

— А почему эти типы не были задержаны?

— А видите ли, мил человек, они проникали туда через траншею, которую выкопали для канализации. Трубы-то с улицы прокладывали. Целых два года эта канитель тянулась. Вот жулики и авантюристы лазили туда под фундамент, а оттуда напрямик в подвал. Поначалу-то думали, что это рабочие в ночную выходят. А потом кто-то пожаловался, что спать не дают по ночам. Вот и вскрылось. Вызывали и милицию. Да разве их изловишь?! Уходила эта шпана каждый раз как вода через сито. Да ну их! — Старик недовольно махнул рукой. — Это дела минувших дней. Тут вот поважней нынешние. Никак не можем Самата Мурадова нашего, теперь уже общего с вами соседа в норму привести — баламут. А как начинаешь совестить, так мат-перемат. А перегар от него! — Винокуров закрыл лицо рукой. — Ей-богу, как вторая голова Змея Горыныча: дыхнет в лицо — одурманит наповал. Вся надежда теперь на вас, Назип Гатаулович!