Убийство в лабиринте - [88]

Высшая мера наказания должна была санкционироваться императором, и каждый приговоренный к ней преступник имел право апелляции к более высоким судебным инстанциям, вплоть до самого императора.

Более того, судья не имел права допрашивать обвиняемых с глазу на глаз. Все слушания дел, включая предварительный допрос, должны были происходить публично в судебной управе. Все происходящее на этих заседаниях скрупулезно фиксировалось, после чего передавалось для ознакомления и оценки в более высокие инстанции.

Читатели моего перевода «Ди гунъань» нередко интересовались, как можно было вести точные протоколы судебных заседаний, не прибегая к стенографии. Ответ прост: письменный китайский язык сам по себе является чем-то вроде стенографии. Например, целое предложение можно свести к четырем иероглифам, хотя в разговорном языке на это ушло бы до тридцати слов. Кроме того, существовали разные системы скорописи, когда иероглифы, состоящие из десяти или более черт, могли быть сведены в одну закорючку. Мне самому во время работы в Китае при переговорах часто приходилось прибегать к услугам китайских писцов, и я могу подтвердить, что их записи отличались поразительной точностью.

В большинстве китайских детективных романов происходит одновременное раскрытие трех или более совершенно разных дел. Я попытался передать эту любопытную особенность в данном романе. По моему мнению, китайские криминальные романы более реалистичны, чем наши. Население округа было довольно большим. Следовательно, неизбежно приходилось одновременно решать несколько судебных дел.

В этом романе я последовал освященной временем традиции, добавив в конце подробное описание казни преступников. Я также использовал прием китайских авторов династии Мин (1368–1644): описывал в романе людей и образ их жизни, какими они были в то время, хотя действие перенесено в другую эпоху. Это же относится и к иллюстрациям к роману, где изображены обычаи и одежды династии Мин, а не династии Тан.

Хочу добавить, что судья Ди был одним из величайших китайских сыщиков древности. Он был реальным историческим лицом, одним из крупнейших политических деятелей династии Тан. Его полное имя Ди Жэньцзе, и он жил с 630 по 700 год. Впоследствии он стал председателем Императорского суда. Власти прислушивались к его мудрым советам, что благотворно сказывалось на внутригосударственной политике. Именно ввиду его способности раскрывать преступления он стал в позднейшей китайской литературе героем многочисленных криминальных историй, имевших лишь отдаленное отношение к подлинным историческим событиям.

Роберт ван Гулик

Китайские источники

Я позаимствовал из китайских сборников криминальных и таинственных историй XVI века три сюжета. Изначально ни один из них никак не связан непосредственно с судьей Ди и четырьмя его помощниками, равно как со сборником «Ди гунъань». Однако поскольку через мой перевод этого сборника читатели познакомились с судьей Ди и четырьмя его помощниками, эти три сюжета были сведены мною в отдельный роман, главным героем которого является знаменитый китайский сыщик. Судью Ди удалось ввести в этот роман без особых усилий, поскольку судья, и он же по совместительству сыщик, присутствует во всех старинных китайских криминальных романах. Этот типаж намного важнее, чем просто конкретное имя. В сущности, неважно, кто раскрыл преступление: «судья Бао», «судья Бэн», «судья Ши» или «судья Ди».

* * *

В основу «Дела об убийстве в закрытой комнате» легла история, связанная с Янь Шифанем, преступным чиновником эпохи Мин, который скончался в 1565 году. Утверждают, что он изобрел особую кисточку для письма, из которой вылетало смертоносное лезвие, если ее нагревали над пламенем свечи (см. введение А. Уэйли к английскому переводу романа «Цзин Пин Мэй», с. VIII). В оригинале говорится, что Янь Шифань использовал такую «заряженную кисточку для письма» как орудие защиты от многочисленных врагов, если бы вдруг кто-то из них застал его в кабинете за письменным столом и под рукой у него не было бы никакого иного оружия. В моем рассказе «заряженная кисточка» используется как орудие нападения, и я сочинил на этот сюжет совершенно иную историю, связанную с местью. Такой мотив часто встречается в китайских романах. Следует пояснить, что, когда владелец намеревался использовать новую кисточку, он должен был предварительно опалить торчащие волоски на ее кончике. При этом он подносил кисточку к пламени, держа ее горизонтально так, что ручка была направлена к его глазам, поэтому существовала большая вероятность, что находившееся в ручке лезвие выстрелит ему в лицо. Даже если застывшая смола, которая сдерживала сжатую пружину, не растаяла бы при подогреве сразу, у пишущего кисточкой оставалось мало шансов избежать смертоносного выстрела немного позже, поскольку его голова была наклонена над листом бумаги и являлась хорошей мишенью. Именно это и произошло с генералом Дином в моем романе.

* * *

Совершенно иная ситуация с «Делом о спрятанном завещании», в основу которого положен хорошо известный старый китайский сюжет. В сокращенном варианте он приводится в «Тан инь биши», сборнике судебных историй, составленном в 1211 году (см. мой перевод: T’ang-yin-pi-shi, Parallel Cases from under the Peartree, a 13th Century Manual of Jurisprudence and Detection, — «Sinica Leidenesia», vol. X. Leiden, 1956, page 177, Case 66-B). Другая краткая версия приводится в «Лунту гунъань», знаменитом сборнике криминальных историй XVI века, где описываются действия первоклассного сыщика Баогуна, жившего при династии Сун. Там эта история называется «Чэ хуа чжоу» («Вскрытие живописного свитка»). Более развернутая версия встречается в популярном сборнике XVII века «Цзиньгу цигуань», где она представлена как третья история под названием «Тэнда иньгуй дуаньцзясы» («Удивительное решение судьей Тэном тяжбы о наследстве»). В оригинале подлинное завещание находилось в основе для свитка; ключ к разгадке, заключенный в самой картине, был добавлен уже мной для большей увлекательности. Я также добавил историю о загадке с лабиринтом, которые, насколько мне известно, никогда не встречаются в старинных китайских детективных историях, хотя лабиринты изредка упоминаются при описании китайских дворцов. Приводимая мною конфигурация лабиринта на самом деле повторяет узор на крышке китайской бронзовой курильницы для благовоний. В Китае издавна существует обычай прикрывать курильницу, наполненную благовониями, тонкой медной пластинкой с резным узором на ней. После того как благовоние поджигают с одного конца, оно горит в соответствии с изгибами этого узора. За минувшие века в Китае было издано немало книг, в которых воспроизводятся различные узоры такого типа, обычно содержащие какое-то благопожелательное выражение, часто весьма необычное. Для этой книги я позаимствовал узор из «Сянъинь тукао», сочинения на эту тему, опубликованного в 1878 году.