Убийство в кибуце - [70]

— Мы сказали Моше, отчего умер его отец, и он перенес эту новость очень плохо. Мы также сказали ему, что сейчас нельзя утверждать, было ли это убийство или несчастный случай. Но это его не успокоило.

— Кое-кто здесь словно бы впал в кому. Ни с кем не разговаривает. Но есть и другие, как, например, жена этого, казначея…

— Жена Джоджо, — пояснил Михаэль.

— …для кого словно праздник наступил — говорят без умолку. Я видел ее в столовой, она болтала за столом позади меня. Одна женщина закричала, что «убил кто-то не из наших». Дальше эта компания стала обсуждать Янкеле и его мать Гуту, которая должна неотлучно находиться на молочной ферме.

— Авигайль, — с особым выражением произнес Михаэль, — его мать не Гута, а Фаня из пошивочного цеха, о которой я тебе уже говорил.

— Она больная, — произнесла Авигайль, — эта Гута. Они обе ужасны, но и страдают тоже. — Она вытерла губы тыльной стороной ладони. — Вряд ли мои наблюдения приблизят нас к разгадке, но написать статью о кибуце, пребывающем в состоянии шока, я уже могу. Хочу сказать, что страх — дело заразительное и тревожное. Но дело не только в этом… — Здесь она замолчала, и они оба напряглись от звука шагов и сминаемых сухих листьев, после чего раздался стук в дверь.

Авигайль задержала дыхание и посмотрела на замок. Михаэль осторожно встал и вышел в соседнюю комнату, притворив за собой дверь. Авигайль неуверенным голосом произнесла: «Минуточку!» — и, не спрашивая, кто пришел, открыла входную дверь.

Михаэль присел на двуспальную кровать и посмотрел на открытый платяной шкаф. В нем висел целый ряд белых рубашек, под которыми аккуратно были сложены джинсы. На прикроватной тумбочке лежало несколько книг. Михаэль старался узнать по голосу, кто пришел. Он четко слышал голос Авигайль, который слегка дрожал от волнения. Ему пришлось встать и приложить ухо к двери. Голос принадлежал мужчине, которого он не знал. До него донесся обрывок фразы «…не боишься в такое время одна», на что Авигайль, не скрывая злости, сказала: «Эта ситуация меня совершенно не волнует, а вот вам в такое время нужно быть дома с женой. Насколько я помню, вы женаты. Не кажется ли вам, что это уже слишком — появляться в моем доме в два часа ночи под таким смехотворным предлогом? Может, таблетка аспирина подождет до утра? И наверное у вас есть кто-нибудь поближе, кого можно будить посреди ночи из-за такого пустяка?» Снова раздалась невнятная мужская речь, на которую Авигайль резко ответила: «Я сама решаю, кому и что говорить. Не стоит ко мне больше приходить без приглашения, даже если вы увидите свет в моих окнах». После этого он услышал, как закрылась дверь и два раза в замке повернулся ключ. В дверях спальни появилась Авигайль:

— Он ушел.

— Кто это был? — спросил Михаэль.

— Не важно. В нем тоже чувствуется испуг. Его зовут… Забыла я, как его зовут, но он сегодня разговаривал со мной в столовой. Мне кажется, его зовут Боаз, и он — сын Матильды. Думаю, он возомнил себя местным донжуаном. Нет, он сын не Матильды, а Йохевед. Помнится, он пытался соблазнить Оснат, а его жена устроила по этому поводу скандал в столовой…

— Такой ухоженный мальчик средних лет? — спросил Михаэль.

— Да, — с улыбкой ответила Авигайль, — ухоженный мальчик средних лет. Он все время, что я здесь, работает в столовой.

— У него разные обязанности, — сказал Михаэль. — Сегодня он отвечает за садовое хозяйство. Он ненормальный, его поведение слишком показное. В конце концов, ты всего третий день здесь.

— Он спрашивал, одинока ли я по жизни, — сказала Авигайль, — и я ответила, что у меня есть друг, но здесь я пока живу одна. Но даже это его не остановило. Так вот, я слышала, как Йохевед говорила, что есть одна женщина — не помню, как ее зовут, — которая даже на работу не ходит, а все время смотрит телевизор. Видела я двух отцов, которые шли на работу в поле вместе со своими малолетними детьми. Но если не присматриваться, то ничего особенного не видно. Правда, обеденный зал все время наполовину пуст. Да, чуть не забыла: одна женщина потребовала немедленно созвать общее собрание. Рядом с ней была Дворка, но она промолчала, и лишь Моше спросил, не хочет ли она, чтобы на собрании убийца встал и вышел вперед? Все в руках полиции, добавил он. На это женщина закричала, что убийца не может быть одним из членов кибуца, это, скорее всего, тот, кто когда-то ушел из кибуца, а теперь вернулся, чтобы его разрушить, и что об этом нужно каждому сказать. Моше ответил, что созывать собрание смысла нет до тех пор, пока все не закончится и убийцу не поймают, а ей посоветовал обратиться за помощью к психологам.

— А что Дворка? — спросил Михаэль. — Что Дворка ответила на все это?

— Она сказала, что в собрании нет необходимости, потому что все идет своим чередом. Просто эту трагедию нужно пережить, как и любую другую.

— Это она так сказала? — удивился Михаэль. — Что эта трагедия — как любая другая? Интересно.

— Судя по тому, что я видела, она ведет себя так, словно ничего не произошло. У нее на лице выражение совершенной будничности. По своему прежнему опыту я знаю, что, если в семье трагедия, всегда найдется хоть один человек, который будет вести себя как ни в чем не бывало и следить, чтобы остальные не слишком отклонялись от нормы. Такой человек всего лишь хорошо владеет собой, и ничего болезненного в этом нет. Но здесь ты прав — в ее поведении есть определенная патология.