Убийство в кибуце - [44]

— Конечно, для вас это мелочь. Вы слишком молоды, чтобы это помнить… — Она подождала его реакции на ее слова, но спросить, сколько ему лет, так и не решилась. — Это были настоящие подонки, эти спекулянты в годы лишений. Должна признаться, что обходиться без них тоже было трудно. Кибуц продавал яйца и кур на черном рынке. Мой супруг Иегуда был в то время секретарем кибуца по внешним вопросам. Мы вынуждены были общаться с этим человеком, с этим ничтожеством, с этим мерзавцем, который пользовался ситуацией. Позднее, когда Оснат появилась в кибуце, социальный работник, которая привезла ее, шепнула мне на ухо, что отец Оснат ушел из семьи и не хочет помогать алиментами. Когда она назвала его имя и описала внешность, я сразу поняла, кто это был. Но он больше ни разу не появился в кибуце. Он не интересовался ни своей женой, ни дочерью. Правда, и дочь пошла в отца, и больше не интересовалась своими родителями.

— Где он сейчас? — спросил Михаэль.

— Умер, — сказала Дворка и закрыла глаза. — Когда ее мать в последний раз приезжала в кибуц, она мне сказала, что он умер. — Дворка открыла глаза. — Вы заставляете меня говорить о вещах, о которых я не вспоминала долгие годы. Когда мать Оснат приезжала в последний раз, мы с ней долго беседовали. Трудный это был разговор. — Дворка глубоко вздохнула и отпила глоток воды. — Оснат отказалась с ней встречаться, и никакие уговоры не помогли. Она запретила ей появляться в кибуце. Но у нас никто не знал об этом. Когда девочке исполнилось двенадцать, ее мать снова появилась в кибуце. Тогда Оснат пришла ко мне и попросила, чтобы я избавила ее от присутствия матери. Хотя я ее хорошо знала, но все равно удивилась тому, с какой злобой она сказала, что для нее мать не существует, что она для нее давно умерла. И просила, чтобы я запретила ее матери появляться в кибуце. — Дворка поставила стакан на стол. — Как учитель, как воспитатель, я не раз сталкивалась со сложными ситуациями, острыми проблемами. Но я до этого никогда не видела у детей таких вспышек гнева, не сталкивалась с такой волей, как у Оснат. В ней с раннего возраста чувствовалось упрямство; никто не мог поколебать ее позицию. Непонятно даже, откуда она черпала силы для этого. Если бы только… — На этом месте она умолкла и развела руками.

— Если бы что? — успел вставить вопрос Михаэль.

— Если бы она все эти силы направляла туда, куда нужно, — прошептала Дворка, расслабляя пальцы.

— Но я так понял, что она, как и вы, по образованию педагог, и ее избрали секретарем кибуца.

— Да, — подтвердила Дворка без энтузиазма, — вряд ли я смогу это объяснить человеку, который не знает, что такое кибуц. — Михаэль промолчал. — Мне пришлось объяснить матери, — сказала Дворка, и Михаэль понял, что она собирается рассказать обо всем в своей собственной интерпретации, — что ребенок отказывается видеться с ней и что для всех будет лучше, если мать вообще оставит ребенка в покое. Но эта женщина, — Дворка опять вздохнула и закрыла глаза, словно эта сцена до сих пор была ей неприятна, — эта женщина, — повторила она и открыла глаза, — это надо было видеть!.. — Внезапно у нее пробудился интерес к нему, словно она увидела его впервые: — Наверное, в вашем окружении полно таких женщин.

Михаэль попытался пропустить это замечание между ушей, особенно его резануло слово «окружение».

— Она выглядела как дешевая шлюха — волосы ярко выкрашены, обтягивающее цветастое платье. Помню, на ней были красные туфли на высоких каблуках. Подумать только: конец пятидесятых, а она так вырядилась! Какая вульгарность! Жара, а она вся в косметике. А мы — в шортах и сандалиях. — На ее лице появилось выражение человека, который вглядывается в картину далекого прошлого, пытаясь разглядеть старые краски. В другой ситуации Михаэль бы обязательно улыбнулся. — Но в то же время, — продолжала Дворка, — на нее нельзя было смотреть без жалости. Бедняжка была растеряна, но гордости не теряла. Она собралась с силами и сказала, что если дочь не хочет ее видеть, то и не надо. Ни одной слезинки не вылилось из ее глаз. У нее была та особая твердость, которая отличает низы общества. Интересно, что и Оснат была такой же упрямой, только двигалась в другом направлении.

— В другом? — переспросил Михаэль. Дворка не ответила. — Она делилась с вами своими сокровенными мыслями все эти годы? Вы разговаривали с ней на личные темы?

— Никто о личном с Оснат не разговаривал, но между строк многое можно прочесть. Оснат никому никогда не доверяла. О ее внутреннем мире можно было только догадываться по тому, как она себя вела и что делала, но добиться от нее искренности было невозможно, даже когда… — Дворка вдруг замолчала, и в ее глазах вдруг появился страх.

— Когда?

— Есть некоторые вещи, о которых никогда не говорят. Когда Оснат было пятнадцать, она попала в беду, но об этом до сих пор никто ничего не знает, даже Аарон Мероз.

— Что за беда?

— Она от кого-то забеременела.

— От кого?

— Разве это имеет значение? — сказала Дворка. — Так получилось, и ничего уже сделать было нельзя.

— Кто это был? — настаивал Михаэль.

— Сын одного из наших членов, очень проблемный мальчик, он был на год младше нее. Представьте себе: четырнадцать лет — и такое!