Убийство в эфире - [3]

— Любопытно, — заметил Гарленд.

— Именно, — сказал Харт. — Не было ни малейшего звука. Я нащупал у двери переключатель. Он был опущен вниз. Я включил свет, и тот зажегся, как обычно. Поначалу я думал, что лампы перегорели, и у Тремейна был припадок. Но это не объясняло его… Боже! И это все, что я знаю. Комната была точно такова, как вы видите ее сейчас. Совершенно пуста.

— Экстраординарно!

— Да. Надеюсь, вы сможете что-нибудь сделать.

И тут Харт окончательно сник.

— Встряхнитесь, — сказал Гарленд. — Тут должно быть какое-то объяснение. Я только немного осмотрюсь вокруг. Надеюсь, вы не возражаете принести из кабинета его шляпу и пальто. Хотелось бы взглянуть на них. Кстати, его кто-нибудь еще видел сегодня вечером?

— Да. Сержант Джонс, охранник у передней двери.

— О, да. Не могли бы вы прислать его? С остальными сотрудниками я встречусь позже. Как много их?

— Около дюжины.

И с этими словами Харт понуро вышел.

После его ухода мы принялись за тщательный осмотр комнаты. И ничего не нашли. Стены везде сплошные. Войти можно было только через дверь. Пол под ковром, как мы вскоре обнаружили, сделан из твердого бетона. О каком-либо проходе или побеге через потолок не могло быть и речи. Даже если бы была веревка (а ее не было), никто не мог бы пролезть, задушить Тремейна и уйти (даже если бы была лестница) в промежуток между преступлением и появлением Харта.

— Крайне обескураживающе, — сказал Уильям со странной улыбкой.

— Да уж, — согласился я.

В этот момент прибыл охранник. Сержант Джонс был типичным служакой.

Да. Он видел, как в начале вечера пришел Тремейн. Явился в обычное время. Он узнал бы его из тысячи. Очень своеобразная походка. Воротник пальто, как обычно, поднят. Очки? Да, вполне обычные, всё, как обычно.

Затем был представлен клерк, который прошел мимо Тремейна, поднимаясь по лестнице. Сержант Джонс, припомнив, сообщил, что даже если предположить, что тело незаметно пронесли мимо кабинета мистера Харта, оно не могло бы попасть на улицу, чтобы он, сержант Джонс, этого не видел. Это его особо возмущало. Конечно, подобное невозможно. Он стоял там, чтобы следить за тем, как люди приходят и уходят, и если он не заметил, как вынесли тело, то не заслужил своего жалованья.

— Так что, — продолжал он, — я мог бы рассказать вам про все передвижения каждого сотрудника.

И сержант продолжил перечислять длинный список, закончив Тремейном, пришедшим в половине шестого, и мистером Хартом, явившимся в полдень, но с тех пор не покидавшим кабинета.

Гарленд задумчиво почесал голову, переваривая эту информацию, и решил, что здесь узнал достаточно.

— Я собираюсь повидать миссис Тремейн, — сказал он мне. — Уверен, одного человека достаточно для беседы с истеричной женщиной, возможно, вдовой. Возвращайся в свой офис. Я позвоню, если сегодня еще что-нибудь случится.

С этим он оставил меня, и я задумчиво направился в офис.

В тот вечер он мне не звонил, и, ложась спать, я все так же был озадачен этой тайной. Два мои репортера, отличные парни, делали все возможное и соорудили вполне читабельный материал, но местная полиция, слишком хорошо знавшая свою работу, позволила им немногое сделать. Все газеты могли получить лишь очень маленький факт и огромный ворох гипотез.

И для гаданий дело это было нелегким. Я, например, был безнадежно озадачен. Мой репортер, как и сыщик, опросил жену пропавшего диктора, и она поклялась, что слышала в приемнике голос мужа. Сомнений в этом у нее не было.

Все это было невероятно. На Тремейна напали в пустой и неприступной комнате, а затем унесли его или тело — и все на протяжении менее чем двух минут.

Неудивительно, что на следующий день все газеты полнились этим. Один за другим мелькали заголовки, посвященные делу. Некоторые зашли столь далеко, что назвали это происшествие сверхъестественным.

Дело было столь удивительным, что могло оказаться значительнее чуда семи дней,[1] но на сей раз газетам не позволили затягивать покров таинственности надолго, поскольку на другой вечер Гарленд растянул сеть, и все было кончено, приветственные крики зрителей в суде — и эшафот. Это сделало историю еще более удивительной, но, будучи журналистом, я не мог без сожаления размышлять о сообразительности моего родственника, столь скоро прекратившего сенсацию, которую газеты ожидали годами.

В тот день я работал после обеда в кабинете, когда раздался звонок телефона. Это был Гарленд. Он хотел меня видеть, и я пригласил его прийти. Через несколько минут Уильям зашел в комнату, он выглядел усталым, но довольным.

— Ну? — спросил я.

— Хочу облегчить свой мозг, — ответил он, — так что поговорю с тобой несколько минут. Итак, можно признать, что нельзя задушить человека в пустой запертой комнате, и столь же невозможно ему, задушенному, исчезнуть из этой комнаты.

— Да. Но была ли студия заперта?

— Мы сами это проверили. Сегодня полиция занялась этим вновь. Муха не могла бы вылететь оттуда, не будучи замеченной. Глухие стены, глухой потолок, бетонный пол. Как же, во имя всего святого, жертву оттуда удалили?

— Единственный путь — через дверь.

— Конечно, это, кажется, единственный способ, но следует помнить: Харт все время был в своем кабинете с открытой дверью. Он должен был услышать и увидеть, что нечто проносят мимо его двери. И даже если предположить, что он ничего не заметил, внизу был охранник.