Убийство русалки - [2]

Андерсен тоже удивлен, даже поражен.

– Посмотреть?

– На себя, – промолвила она и указала на кожаную папку, которую он сжимал своими длинными пальцами, как добычу когтями.

– В следующий раз, в следующий раз. Я не закончил, еще не готово, – говорит Андерсен. – Но это не из-за вас, не из-за вас, это из-за меня.

Он открыл дверь и выглянул в коридор. Как большинство ее гостей, он не желал встретить здесь кого-то из других мужчин, зашедших в этот дом. Он быстро попрощался. У него не было цилиндра, как у благородных господ, только простая мягкая шапочка из черного шелка, которая ему, похоже, мала и которая была безусловно куплена за границей, возможно, во Франции. Анна смутно припоминала одного французского посетителя, зашедшего к ней много лет назад. У него был такой же головной убор, и заплатил он устаревшими французскими банкнотами.

Андерсен наклонился, чтобы не задеть головой дверной косяк, и исчез. Звук шагов по деревянному полу стих вдалеке.

Анне стало легко на сердце, худой поэт был ее последним посетителем на сегодня. Она может сходить к Молли. Анна надеялась, что Крошка Мари уже спит.

Она надела платье и собрала обрезки бумаги. Они засыпали весь пол, как большие снежные хлопья В одном из них она узнала грудь, в другом ногу. Иногда Андерсен бывал недоволен и начинал все сначала.

Анна положила монету себе в кошелек и начала думать о супе с капустой и солониной, который подавали на углу улицы за шесть скиллингов.

В дверь постучались. К этому звуку она никогда не привыкнет, к звуку нового посетителя, нового отвратительного мужчины, который будет засовывать везде свои пальцы, умываться ее мочой, шлепать ремнем по спине. Обычно гости называют ее по имени, но сейчас снаружи было тихо. Может быть, это вернулся тот поэт. Наверное, что-то забыл.

– Это вы, господин Андерсен?

Ответа нет. Вместо него снова неритмично и беспорядочно постучались. Она приложила ухо к двери и услышала, что там кто-то есть. Она могла открыть и сказать, что сегодня уже закрыто. Но деньги, им нужны деньги, чтобы купить трактир. Анна и Молли хотели купить «Пещеру Иуды» в Хедриксхольме, в часе ходьбы от городской стены в Вестерпорте. Это не самая красивая гостиница в Зеландии, но туда часто заезжали путешественники, и у нее была хорошая репутация, потому что предыдущие его хозяева никогда никому не отказывали. Неважно, кто там будет спать. Даже сам Иуда, предатель Сына Божия, и тот получил бы на ночь кровать с соломенным матрасом и кружку пива, если бы нашел в кармане монету. К тому же это единственное заведение, которое могли купить Анна и Молли. Женщины не могли иметь такую собственность, но хозяин согласился отписать трактир покойному отцу Анны и Молли по купчей. Они уже внесли платеж в сто ригсдалеров[4], который накопили вдвоем за полгода. И Анна, и Молли готовы были принять любого, кто стучался в дверь. За редкими исключениями.

Она должна открыть.

В свете масляной лампы под потолком Анна увидела молодую женщину, опрятно одетую, в красивом платке. Она не из тех, кто обычно приходит в этот дом. Отнюдь. Может быть, она потерялась? Может, ищет своего мужа? Это не супруга ли господина Андерсена, если таковая вообще существует?

– Чем я могу помочь? – спросила Анна.

– Разрешите, фрёкен Хансен? – тихо спросила женщина и указала в комнату Анны.

Женщина красива, как будто только приехала из Парижа. И Анна предпочла бы избежать разговора здесь, где их может кто-нибудь услышать. Есть пара проституток, особенно София, или Сосифия, как ее называют солдаты, у которых так мало посетителей, что иногда они просто лежали и подслушивали, что происходит в коридоре. Анна открыла дверь и отошла на шаг в сторону.

Женщина быстро проскользнула внутрь. Осмотрелась в комнатушке, подошла к окну, опустила штору, хотя она уже была задернута. Анна ожидала чего-то подобного. Это была обычная нервозность гостя, страх, что его увидят в доме терпимости.

– Вам нужна компания? К сожалению, у меня есть только четверть часа, – сказала Анна и встала у двери. Пару раз в год у нее бывали посетительницы-женщины. Против этого она ничего не имела. Они пахли лучше, чем мужчины. И не так лезли в душу. Но они очень стыдливые, хотя желали только, чтобы их осторожно потрогали и погладили, а иногда немного пощекотали. У мужчин же обычно совершенно нет никакого стыда. Они громко говорят, они жестоки и грубы, как будто ты скотина перед забоем.

Женщина стояла в тени масляной лампы. Она прошептала:

– Покажите грудь.

Анна не дура.

– Восемь скиллингов, – ответила она.

– Я дам вам пять ригсдалеров, – проговорила женщина. Снова шепотом.

Пять ригсдалеров. Это было целое состояние. Они станут как никогда близки к тому, чтобы купить гостиницу.

– Я не хочу остаться в изорванной одежде, – вымолвила Анна, вспоминая, как в последний раз богатый клиент вздумал, что ему можно делать все, что заблагорассудится.

– Об этом можете не беспокоиться.

Анна ослабила корсет и спустила бретели на платье на плечи, так что стало видно грудь. Женщина смотрела на Анну. Мерила ее глазами, ее талию и особенно грудь, как мясник измеряет коровье вымя на скотном рынке у площади Святого Николая.