Убийство после сдачи номера в печать - [6]

Но самое существенное находилось в нижнем отделении: библиотечные каталожные карточки в серых, изготовленных на заказ ящичках. Рассортированные в алфавитном порядке, они заполняли около пятнадцати ящичков. Шарль вытянул один из них. Мартинэ. Убийца — конструктор шахматного компьютера… Любопытно, что знал о нем Дюамель? Бришо быстро нашел карточку. В строгом алфавитном порядке.

«Мартинэ Ришар, 1946 год — шахматы, 1959-й — разрешение на участие в соревнованиях, 1964-й — первый разряд, 1973-й — мастер. С 1980-го служащий фирмы «Компъютой». Составление шахматных программ, в том числе «Ультимат». Убийство Ростана — 1985-й, пятнадцать лет, приговор вошел в законную силу. См. «Ля ей д'эшек», 1985, окт. — нояб.».

Бришо затолкнул ящик обратно и уважительно кивнул головой. Если у Дюамеля на каждого заведена такая карточка, этот шкаф для спортивного журналиста просто клад. Цены ему нет!

— Погодите-ка, мне тоже любопытно, — сказал Лафронд. Он оттеснил Шарля и начал изучать наклейки на 197 ящичках. — Шахматы… шахматные программы, вот! Прошу! — И с торжеством показал им, словно это было его произведение. — «Ультимат», 1985 год, составлен Ришаром Мартинэ и Даниэлем Ростаном. И знак, означающий, что на эти имена заведены еще отдельные карточки.

— Недурно, — заметил Альбер.

— Да уж точно, — ответил главный редактор. Сейчас, когда он воодушевился, он выглядел весьма дружелюбным. — Но если Жорж провел по-настоящему безукоризненную работу, мы найдем субъекта и в ящике, озаглавленном «Преступления». — Он вытащил ящик, и оба полицейских с любопытством наблюдали, как своими сухонькими пальцами Лафронд быстро перебирает маленькие синевато-серые карточки. — Прошу, — сказал он, — извольте! — Вынув карточку, густо исписанную машинописным текстом, он принялся ее читать. — Хотите узнать, как звали полицейского, который его арестовал? Это тоже здесь есть.

— Да, — хором ответили оба.

— Комиссар Корентэн, — прочел Лафронд. — Какого дьявола… Это же ваш шеф!

— Да, — проворчал Альбер. — Наш шеф дело Мартинэ Альбер считал самым крупным из одержанных им до сих пор успехов. Но до главного редактора смысл его реплики не дошел.

— Замечательно! Я бы не поверил. Жорж всегда говорил, что справится в своем маленьком домашнем архиве, и мы знали, что у него на квартире хранится куча всяких материалов. Но такого никто и не предполагал.

— Вы никогда не бывали у него дома?

— Я — нет, — ответил Лафронд и тут же снова замкнулся. — Коллеги наверняка у него бывали, но этот сейф он даже не показывал. Они бы сразу мне рассказали.

— Хорошим журналистом был Дюамель?

— Дюамель?.. — Лафронд показал на шкаф с бумагами. — Можете сами убедиться. Ему было известно о скандалах, закулисных махинациях, он знал назубок старые и новые мировые рекорды, знал всех и каждого, был на «ты» с тренерами, всеми членами сборных. Бог знает, как ему это удавалось. Если какой-нибудь футболист собирался уйти из своей команды, Жоржу становилось об этом известно раньше, чем менеджеру.

— Его любили?

Главный редактор пожал плечами.

— Что вы знаете о его семейной жизни? — сделал попытку Альбер.

— Думаю, он был холост, — сказал Лафронд. — Видите ли, господа, у нас сотрудничает несколько сот журналистов, вероятно, вам лучше расспросить его друзей.

Шарль уселся за письменный стол Дюамеля и вытащил средний ящик. Лафронд подошел к нему, из-за его плеча заглянул в ящик. Бумаги, просьбы, расписки, квитанции, заграничный паспорт, свидетельство о рождении, гарантийные письма — все бумаги, накопившиеся за жизнь, валялись вразброс.

— Вы не думаете, что Дюамеля убили из-за какой-нибудь статьи? — спросил Бришо. И начал вынимать и складывать содержимое ящиков возле себя на пол.

— Нет, — сказал Лафронд. — Уж простите меня, но это чепуха. Я сорок лет занимаюсь этой профессией, немало повидал скандалов, знаю, что говорю. Журналистов убивают редко. Доносят на них — это да. В год проходит немало процессов по нарушению закона о печати. Но убить? Обычно нас даже не бьют, разве что пригрозят побить. В семьдесят восьмом Жерар Депардье поколотил одного журналиста, гигантский был скандал. Да еще мода была награждать оплеухами фотографов. Но это мне даже понятно. Они иногда ведут себя очень нагло. За это их и держим. Конечно, журналистов тоже убивают, и немало, но лишь тех, кто копается в политической грязи. А вот спортивных журналистов…

— Сейчас и спорт стал политикой, — пробурчал Альбер. — А грязи и в нем хватает.

Возле Шарля уже лежала аккуратная стопка самых личных бумаг Дюамеля. Того Дюамеля, которого за что-то все же убили. Нашлись и письма. Большинство от женщин. Официальную переписку журналист держал не здесь.

Бришо отложил письма и принялся за ящики с левой стороны стола. Лафронд взял связку писем и, хмыкая, перелистал.

— Он вел активную половую жизнь, не так ли? — с легкой завистью спросил Альбер.

— Он умел производить впечатление на женщин, — неуверенно произнес главный редактор. — Бог знает, каким образом.

— Рукописи, копирка, из-за этого не убивают, — пробормотал Шарль и занялся ящиками с правой стороны стола. — Не писал ли ваш сотрудник в последнее время о чем-то таком, за что на него могли рассердиться?