Убийство на Знаменской - [24]

— Ну, не шарф, белое шёлковое кашне. Лето всё же.

— А на калошах буквы есть?

— А как же! Чтоб не попутать с чужими. «К. К.», Кузьма Кузнецов, значит. Аккурат с внутренней стороны на каждой калоше.

— А скажите, Алевтина, Кузьма Фёдорович носил бороду?

— Да, такая недлинная, с проседью бородка. Очень благообразная. Оченно её холил. Уж сколько я ему компрессов согревала! Всё к бороде прикладывал, он считал, что сие поможет бороде расти волосок к волоску.

— А шевелюра у него какого цвета?

— Вообще-то Кузьма Фёдорович брунет, но теперь с заметной сединой. На макушке уже плешь начала пробиваться. Знаете, как у нас народ говорит — «плешь на макушке — от чужой подушки».

— А фотографии по… — Гаевский чуть было не произнёс «покойного», но в последнее мгновение понял всю недопустимость этого эпитета и успел перестроить фразу, — последние какие-нибудь у вас есть?

— А как же! Вон их сколько по стенам развешано, — женщина широким жестом повела вокруг себя.

Гаевский пошёл по комнатам, рассматривая развешанные по стенам фотографии и картины. Квартира Кузнецова выдавала главную черту хозяина — любовь к комфорту. Несмотря на отсутствие хозяйки, жильё это вовсе не выглядело запущенным и неуютным. Ковры, мягкие диваны и кресла с наброшенными на них подушками, коллекция курительных трубок из дерева разных пород, кресло-качалка у камина, сервизы севрского фарфора в двух одинаковых полированных горках, масса милых безделушек, любовно расставленных на всевозможных предметах обстановки, — всё это приглашало к приятному времяпрепровождению, отдыху, всё было устроено любовно, с толком и со вкусом. В кабинете хозяина Владислав Гаевский нашёл дагерротипы самого Кузнецова — в молодые годы с женой и малюткой дочкой, и более поздние фотографии — с одной только дочерью. Этот человек, насколько мог судить сыщик, действительно весьма походил внешне на убитого. Однозначному заключению мешало то обстоятельство, что лицо зарезанного в гостинице было сильно изуродовано; тем не менее Гаевский почти не сомневался в том, что они нашли того самого «К.К.», что был им так нужен. Одну из фотографических карточек, наиболее позднюю, как показалось Владиславу, он вынул из рамки и положил в карман.

— Не беспокойтесь, я обещаю вернуть этот снимок, — Гаевский предупредил возможный вопрос горничной.

На письменном столе сыщик увидел кипу газет, небрежно брошенных поверх толстой книги. Гаевский взял стопку в руки и просмотрел её. Оказалось, что хозяин кабинета регулярно изучал «Торгово-промышленную газету». Толстой же книгой оказался тысячестраничный «Вестник финансов, промышленности и торговли», издававшийся ежеквартально. Из него торчала закладка. Сыскной агент открыл альманах в заложенном месте и увидел, что Кузьму Фёдоровича интересовал отчёт о состоянии счетов «Санкт-Петербургского международного банка», одного из крупнейших коммерческих банков Российской Империи. Гаевский вернулся к изучению газет и обнаружил, что в сводной таблице биржевых котировок карандашом были отмечены купли-продажи акций этого банка.

— Скажите, Алевтина, а в какой банк собирался Кузьма Фёдорович в день своего исчезновения? — полюбопытствовал Гаевский.

— Ой, да разве ж я знаю, — замахала рукой горничная. — Разве ж я могу об этом хозяина спрашивать?! Моё ж дело маленькое — пиджак почистить.

— А чем занимался Кузьма Фёдорович? Служил?

— Нет. Раньше, говорили, был в офицерах, но я того не застала. У него три дома в Питере, так что он живёт доходами от них.

— Богат, стало быть?

— Про то доподлинно не знаю. Но, наверное, богат, раз домовладелец, — горничная поджала губы, видимо, недовольная затронутой темой. — Нам с Матрёной жалованье платит хорошее, не скупится и не попрекает никогда, что дров много жгём или, там, мыла расходуем. Да и гувернантку для ребёнка держит — тоже, знаете ли, расход немалый. А уж сколько в кошельке носит — про то не знаю, никогда не заглядывала.

— Скажите, Алевтина, а есть у него часы золотые или другие какие драгоценности, скажем, перстни, запонки, булавки галстучные?

— Часы есть. Большие, плоские, на толстой цепочке. Кольцо тоже, обручальное от покойницы-жены. Он его на левой руке носит. Да вы лучше у него самого спросите, — забеспокоилась горничная, почувствовав неладное.

Гаевский не успел ответить — на пороге кабинета появился Агафон Иванов, закончивший свои разговоры в домовой конторе. Владислав поманил коллегу пальцем и когда тот подошёл, прошептал на ухо:

— Нашли мы его, это «К.К.» однозначно.

На что Агафон также негромко ответил:

— Ну, так забираем кого-то из домашних на опознание вещей, чего кота за хвост тянуть?

Владислав повернулся к Алевтине и сказал ей:

— У нас, то есть Сыскной полиции, есть основания считать, что с вашим хозяином случилось большое несчастье, и его уже нет в живых. Нам надо, чтобы вы, Алевтина, проехали с нами на опознание вещей, тем более что вы сами собирали Кузьму Фёдоровича в дорогу и знаете, как он был одет.

— Ой, избавьте, боюсь я покойников… — сказав это, горничная обмерла и мелко перекрестилась.

— Вы не будете смотреть на труп, не беспокойтесь. Товарищ прокурора вам покажет только одежду: шляпу, пиджак, пальто. Собирайтесь, сие мероприятие не займёт много времени, мы вас отвезём и привезём в экипаже, так что вполне хватит получаса.