Убийство на виадуке. Три вентиля - [21]

Но на это Ривз не соглашался. С тех пор как он служил в военной разведке, а полиция проявляла очевидное безразличие к его предостерегающим письмам, Ривз ждал подходящего случая, чтобы доказать полицейским, как они ошибаются.

– Осталось одно или два обстоятельства, – указал он, – которым еще предстоит найти объяснения. А именно: зашифрованное послание, найденное в кармане Бразерхуда, и список на его обороте: всего четыре слова – и множество предположений. А также мяч для гольфа, который мы нашли на насыпи: вот эта настоящая улика у нас в кармане.

– Не бог весть какая улика, – возразил Гордон. – Оставьте этот мяч валяться где-нибудь, и каждый третий в этом клубе будет готов забрать его себе, как свою давно потерянную собственность.

По-видимому, Кармайклу было суждено и впредь ошеломлять их неожиданными заявлениями. В этот момент он вдруг заметил:

– Знаете, а ведь это не все улики, которыми мы располагаем. Еще одна вывалилась из кармана бедняги Бразерхуда, пока кедди переносили труп в сарай для инструментов. По крайней мере, кедди сами так сказали, но лично я полагаю, что юные негодники обшарили его карманы…

– Но с какой стати им это понадобилось? – спросил Ривз.

– Ну вы же знаете этих кедди – их развращает род занятий. Не то чтобы я свято верил в ценность учебы, однако чем больше мальчишки ходят в школу, тем меньше проказничают. А эти двое, по-моему, сами додумались порыться у покойного в карманах.

– И оставили там четыре шиллинга, – напомнил Гордон.

– Да, забрать деньги они побоялись: в их представлении кража денег прочно связана с тюрьмой. Но от кражи других вещей они не удержались; по-моему, они могли бы рассказать, почему кисет был пуст, а в портсигаре осталась всего одна сигарета – они слишком сообразительны, чтобы полностью опустошить и то, и другое. Знаете, ведь не так много времени прошло с тех пор, как в Корнуолле отказались от «берегового права»[15]. Помнится, я имел прелюбопытную беседу с одним человеком в гостинице «Логгер» в Фой…

– Вы собирались рассказать нам про улику, – мягко прервал Гордон.

– Ах да: один из кедди позднее обратился ко мне – тот, которого другой звал Имбирем. Странно, почему рыжим мальчишкам достается такое прозвище? Ведь, если вдуматься, имбирь имеет зеленовато-желтый оттенок… так о чем я? Да, он принес мне снимок, сказав, что тот выпал из кармана покойного, пока они несли труп. Но видите ли, это практически невозможно, так как мужчины носят снимки в нагрудных карманах, а содержимое нагрудного кармана может выпасть лишь в том случае, если перевернуть мужчину вверх ногами и потрясти. Видимо, Имбирь побоялся скрыть то, что посчитал уликой, – он сам так назвал ее, – но и нести ее в полицию не хотел, поэтому отдал мне.

– И что же вы?

– Она здесь, у меня в кармане, – заметьте, в нагрудном. Сказать по правде, я немного рассеян, поэтому вспомнил про фотографию только на коронерском расследовании и решил, что уже слишком поздно упоминать о ней при всех.

– Кармайкл, – с предельной серьезностью произнес Гордон, – если вы не выложите этот снимок сейчас же, полагаю, придется перевернуть вас вверх ногами и потрясти.

– Конечно, конечно. – Кармайкл сунул руку в карман и со всяческими предосторожностями извлек из пухлой записной книжки предмет, вызвавший нетерпение слушателей. Это был погрудный портрет молодой женщины с тонкими и, наверное, в жизни красивыми чертами лица. Фотоаппарат не лжет, но фотоаппарату местного фотографа обычно бывает непросто говорить одну лишь правду, а снимок был сделан мистером Кэмпбеллом, студия которого располагалась не далее чем в Бинвере. Между тем женщина была запечатлена на снимке отнюдь не в первом цвете юности, а прическа (как и видимая часть платья) указывала, что фотографию сделали примерно десять лет назад. Ни инициалов, ни других надписей на снимке не обнаружилось.

– Ну что ж, – заговорил Ривз, пока находку передавали из рук в руки, – это еще не значит, что мы хоть сколько-нибудь продвинулись вперед. Но мы, кажется, узнали о той стороне жизни Бразерхуда, о которой на коронерском расследовании ни словом не упомянули.

Гордон пожал плечами.

– Только представьте себе: некто внезапно отдал концы, а люди собрались и роются в его прошлом, судят о нем по старым фотографиям и памятным вещицам, спрятанным в дальних углах ящиков комода! Нет, надо уничтожать их, определенно надо уничтожать их все до единой.

Но Ривзу была чужда сентиментальность; он походил на ищейку, ведущую носом по следу.

– Посмотрим… – задумчиво произнес он. – Что-то я не припомню фамилии нынешнего бинверского фотографа.

– Вы найдете ее, – подсказал Кармайкл, – у себя над головой.

Смысл его слов дошел до Ривза не сразу.

– Да, точно – Кэмпбелл, – спохватился он. – Итак, если кто-нибудь из нас отправится в Бинвер, объяснит, что нашел этот снимок, и спросит, не будет ли мистер Кэмпбелл так любезен сообщить нам адрес, по которому этот снимок был отправлен, чтобы мы могли вернуть его, уловка должна сработать. У фотографов есть своя профессиональная этика, но в нашем случае я не вижу оснований для отказа.

– Я не прочь съездить туда, – отозвался Мерриэтт. – Вообще-то мне как раз туда и надо, встретиться с одним человеком по делу.