Убийство на Неглинной - [3]

– Чудак! – усмехнулся Мансур. – Не зли его. Он все сделает, я вижу.

– Серафим вроде уверен в нем. Иди прими душ, дорогая. Я думаю, у нас полчасика есть. Может, успеем? Я ведь соскучился.

– Бегу, – и Мансур мягким женским движением потрепал Николая по щеке.

ПО ИНИЦИАТИВЕ ГЕНЕРАЛЬНОГО ПРОКУРОРА

– Саша, извини, но если ты не очень занят, загляни ко мне.

– Не занят – в каком смысле? – удивился Турецкий.

– Ну, я же не знаю, какие у тебя в настоящий момент дела, – начал сердиться Меркулов, что выдавало его с головой: будь что-нибудь обычное, просто сказал бы «зайди». А поскольку с оговорками, если, мол, ты не очень… и так далее, значит, приготовил очередную бяку. Какую-нибудь тухлятинку, куда вынужден сунуть носом, хотя и не нашел для себя оправдательных причин, лучшего друга и верного младшего соратника.

А впрочем, зачем Косте нужны какие-то оправдания? Если он, будучи заместителем генерального прокурора, имеет чин государственного советника юстиции первого класса, что в армейских условиях приравнено к генерал-полковнику, а лучший друг – всего лишь просто полковник, или старший советник юстиции. Это Славке Грязнову легко острить: «Пламенный муровский привет господам советникам!» Они-то, может, и советники, да куда там второму до первого!

Впрочем, Славка – вот он, сидит напротив и с неподдельным интересом ждет продолжения диалога. Разговор-то по громкой связи.

– В настоящий момент? – Турецкий сделал как бы задумчивую паузу и подмигнул Грязнову. – Обсуждаем с коллегой план розыскных мероприятий. Подходит такой вариант? В конце концов, Костя, чем могут заниматься нормальные люди, если рабочий день кончился… – и он сдвинул левую манжету, – полтора часа назад?

– Это хорошо, что ты задержался на работе, а то я хотел было домой к тебе звонить, да вспомнил, что Клавдия, уходя, сказала: «Там к Сан Борисычу Грязнов пошел». Так что, если вы с ним еще не закончили свой… план, забирайте остатки, э-э… ваших набросков и валите ко мне. Только учти, у тебя до поезда чуть больше трех часов. – И Меркулов отключил связь.

– Ни хрена себе! – озабоченно произнес Грязнов. – Чего это с ним случилось?

– А ты не понял? – рассмеялся, впрочем, без особой радости, Турецкий. – Он же всю эту мутату ради последней фразы затеял. Хитрый черт! Прямо сказать не может: ты, мол, Саня, извини меня, старого дурака, но расклад получается такой, что тебе придется в очередное дерьмо окунуться, такая уж у тебя планида, друг ты мой сердечный! Пойдем, однако, пока ему не пришла в голову идея похуже…

Турецкий завинтил пробку ополовиненной литровой бутылки водки и сгреб мусор со стола в корзину. Грязнов завернул в бумагу оставшиеся пирожки с капустой, которые купил еще горячими по пути в Генпрокуратуру. – Хорошие пирожки, особенно когда ты весь день без обеда.

– Интересное дело, – бурчал Слава, – где это меня могла видеть Клавдия Сергеевна? Я ж в их крыло не заходил.

– Э, дарагой! – с кавказским акцентом заметил Турецкий. – В этом доме служба информации поставлена на недосягаемую висоту! Ти понял?

– Стараюсь, но что-то не получается.

– Идем, по дороге расскажу.

Турецкий оглядел кабинет, проверил ручку сейфа, подергал ящики письменного стола – заперты ли, снял с крючка куртку и, вздохнув, погасил свет. Грязнов усмехнулся:

– У тебя прямо ритуал прощания с кабинетом!

– А кто его знает, что приготовил Костя? Кабинетик-то этот он мне буквально по дружбе устроил, к генеральному ходил, чтоб я тут у них под боком находился, и перевел меня из Благовещенского переулка сюда, на Дмитровку.

– А вы, господин советник, чего же хотели? Сидели бы себе в следственном управлении и не лезли сюда. Так нет же – ведь тут на виду! Помелькаешь в коридорах, подсуетишься – глядишь, кто-то и сообразит: «А что это какой-то полковник в нашей вотчине отирается? Непорядок!» И дадут тебе генеральский погон, чтоб не выпячивался.

– Твоими бы устами да мед пить… Ох, Слава, генералы у нас секретаршами от народа загорожены, так что не подсуетишься.

– Ладно, хрен с ними. Ты чего-то начал про информаторов, а?

– Так это я просто старый анекдот вспомнил. Про товарища Сталина. Рассказать?

– Давай, давай, дорога дальняя…

И в самом деле, здание Генеральной прокуратуры построено так, что даже хозяева тратят уйму времени, чтобы пройти из одного конца здания в другой – чего уж тут говорить о приходящих. И поскольку кабинет Меркулова находился именно в противоположном крыле, к тому же на другом этаже, а в коридорах встречались одни полотеры, можно было и поговорить.

– Был такой писатель – Михаил Булгаков, слышал?

– Знаю. Дом на Большой Садовой, вечно там какая-то хреновина…

– Ага. Так вот, рассказывают, вызвал писателя к себе товарищ Сталин и спрашивает: «Говорят, Юрий Карлович Олеша пьет, это так?» – «Так, – отвечает Булгаков, – но не более других». – «А не продаст?» – спрашивает опять Сталин. «Не думаю, – говорит Булгаков, – для этого он слишком талантлив». – «Талантлив, говорите? – Сталин фыркнул в усы. – Это меняет дело». Берет синий карандаш и что-то зачеркивает в большой папке, которая лежит у него на столе. Потом закрывает папку и запирает в сейфе. «Во всяком случае, – говорит, – могу обещать вам лично, что о нашем разговоре Лаврентий не узнает…» А в этот момент портрет Берии, который висел над сейфом, вращал глазами!