Убийство на канале - [38]

– Я думал, что ваша смена закончилась.

– Как раз ухожу.

– Вы меня балуете.

– Любите читать, не так ли?

Морс кивнул:

– Иногда.

– Но больше всего любите чтение?

– Ну, предполагаю, что иногда больше люблю музыку.

– Значит, если читаете книги и магнитофон включен…

– Я не могу наслаждаться обеими вещами одновременно.

– Но больше всего любите эти две вещи?

– Если исключить ужин при свечах с женщиной вроде вас.

Эйлин зарделась, щеки ее порозовели.

Прежде чем Морс заснул в этот вечер, рука его скользнула в ночной шкафчик, он налил себе немного скоча; и пока смаковал его, мир неожиданно показался ему не таким уж плохим местом…

Когда он проснулся (точнее был разбужен) на следующее утро (в воскресенье), он изумился тому, что потратил столько времени, чтобы прозреть одну очевидную истину. А обычно скорость его мыслительных процессов не отставала от световой.

Глава двадцать шестая

А в Книге Жизни, на одной из ее темных, нечитанных страниц значится такой закон: гляди и гляди себе девятьсот девяносто девятижды, но бойся тысячного раза: не дай Бог увидишь впервые.

Г.К. Честертон, «Наполеон Ноттингхильский»

То же самое имеет значение и при разгадывании кроссвордов, не так ли? Вы сидите и размышляете все больше и больше над каким-то непонятным вопросом и не можете ничего придумать. Отдвиньтесь, однако, назад! – и еще подальше! – и ответ сам возвестит о себе с насмешливым торжеством. Те туфли, разумеется… туфли, на которые он долго взирал и которые, в сущности, не видел.

Морс дрожал в ожидании окончания утренних процедур, так ему хотелось перечитать еще и еще раз историю полковника. Он хотел медленно и с наслаждением возвратиться к отдельным местам – он всегда так делал в детстве, когда методично выедал яичный белок, пока не оставался только золотой круг желтка, в который он в конце с расчетливой точностью макал жареный картофель.

Как точно это было сформулировано в деле? Да, кивнул Морс: когда Чарльз Франкс посмотрел на тело, он его опознал, как бы ужасно оно не было обезображено, по маленькой родинке за левым ухом своей супруги, метке, о которой могли знать только родители или любовник. Или мошенник. О, Боже! Неужели вообще когда-нибудь до этого в английских судах проводилась идентификация трупа на основании настолько незначительного доказательства? Это не только слишком незначительный физический недостаток в месте, где никто не подозревал о его существовании, недостаток, который существовал на голове Джоанны Франкс, только потому что существовал в голове ее нового супруга! О, эта отметина была, конечно, очень кстати! Доктор, следователь, полицейский инспектор, те женщины, которые обмывали покойницу и те, которые переодевали для подобающего христианского погребения – так много свидетелей, которые могли бы в случае необходимости подтвердить наличие этого дефекта на таком красивом некогда лице! Но кто бы подтвердил, что это лицо Джоанны? Супруг? Да, он свое слово сказал. Но единственные другие, которые могли бы об этом знать, родители – где были они? Очевидно, что они вообще не сыграли никакой роли в процессе над лодочниками в Оксфорде. Почему? Неужели ее мать была так погружена в скорбь, что не смогла дать показания? А была ли она вообще жива во время процесса? Однако отец ее был жив, не так ли? Страховой агент…

Морс мысленно вернулся к главному вопросу, который пытался втолковать своим воображаемым судебным заседателям. Ни один суд не принял бы настолько одностороннюю идентификацию без доказательства, которое подкрепляло бы ее, но было кое-что (Морс снова нашел точный пассаж): утверждение, основанное на туфлях, впоследствии найденных в каюте «Барбары Брей», которые до миллиметра совпадали с очертаниями ног мертвой женщины. И так дело ясное: во-первых, туфли в каюте принадлежали Джоанне Франкс, во-вторых, их носила утонувшая женщина, следовательно, в-третьих, утонувшей женщиной была Джоанна Франкс – ЧТД (что и требовалось доказать.) Даже Аристотель остался бы доволен таким силлогизмом. Неопровержимо! Все три утверждения – правдивы как вечные истины. В таком случае обувь должна принадлежать женщине, которая утонула. Но… но если первое утверждение неверно! Если это туфли не Джоанны? Тогда неумолимым должно быть умозаключение, что то, что было найдено плавающим лицом вниз в «Канале Герцога» в 1859 году, не было телом Джоанны Франкс.

Момент, Морс! (Голос обвинения прогремел оглушительно ему в ухо.) Хорошо! Идентификация трупа, как она была представлена, каковой и была в сущности, может быть выглядит немного неубедительно. Но есть ли у вас какая-нибудь причина, ставящая под сомнение такую идентификацию? И голос, который мысленно отвечал за Морса – его голос, – был тверд и полностью убедителен. И если позволят мои многоуважаемые коллеги, теперь я приступлю к точному описанию событий, случившихся между тремя и пятью часами утра в среду, 21 июня 1859 года.

Джентльмены! Мы, те кто занимается воспроизведением как самого процесса, так и установлением причин преступления, часто мучаемся из-за одной и той же навязанной нам мысли: нечто случилось, и при том