Убийство на Дворянской - [9]

– Ох, Павел Николаич, отец родной, беда! – сказал, чуть не плача, купец, сняв с головы картуз.

– Да ты присядь!

– Некогда рассиживать… Вчера надо было дурню старому, голове садовой, идти в полицию, а я в самый последний момент и приперся… Все прикидывал, гадал, бестолочь!

– Да в чем же дело? Объясни, наконец.

– Вчера вечером перед отходом ко сну мне письмо подбросили, Павел Николаич. Да что рассказывать, вот, читайте!

Купец порылся в карманах, достав сложенный вчетверо лист почтовой бумаги. Полицмейстер развернул его и вслух прочел:

– «Степан Иванов Раков, если завтра до одиннадцати часов утра в дупле старой липы в Воронежском саду напротив дома мещанина Терпугова мы не обнаружим тысячу рублей ассигнациями, твой двухэтажный дом с флигелями и все лавки на торговых площадях сгорят дотла! Если же обратишься в полицию, лишишься жизни».

– Хм-м, злоумышленники совсем не церемонятся, – покачал головой Хитрово-Квашнин. – Огнем, смертью грозят, негодники!.. Что собираешься предпринять, дружище? Слабо верится, что это чья-то шутка, уж больно угрожающее послание.

Меньшиков бросил взгляд на напольные часы и поджал губы.

– Половина одиннадцатого. Времени в обрез!.. И чего ж ты, Степан Иваныч, тянул? Чего ждал?

– Да я всю голову сломал! – возопил купец, страдальчески хмуря брови. – Кладу в карман тысячу рублев, а сам в сумлении. Иду со двора, сажусь в дрожки, голова кругом идет, все кумекаю. Решаюсь, наконец, трогаюсь с места, плетусь по Церковной к Воронежскому саду, и вдруг мысль: «Куда тебя несет, пень замшелый? Испужался, старый черт!». Развернулся и погнал кнутом лошадку в Управу благочиния…

– Ладно, что теперь об этом толковать. Поздно мертвому ребра простукивать, как говаривал наш полковой лекарь Спиридонов… Знаешь, где стоит та старая липа, Степан Иваныч?

– Знаю, она там одна с дуплом и есть.

Меньшиков оторвал кусок оберточной бумаги, скомкал и вручил купцу.

– Вот этот комок бумаги и положишь в дупло. А потом отправляйся домой. Ничего не бойся, полиция присмотрит за твоим домом и лавками.

Раков со вздохом поклонился и нахлобучил картуз на голову. Беспрестанно бурча себе что-то под нос, он застучал подкованными сапогами и, держась по-стариковски за поручни, спустился с крыльца на утоптанную землю.

– Унтер-офицер Свешников! – выкрикнул полицмейстер, сверкнув глазами и потирая от возбуждения руки.

В дверях возникла высокая жилистая фигура, встав навытяжку.

– Полицейскую коляску, быстро!.. Тьфу, ты наказание! В одной Сериков уехал, другая на пожаре, третья на соляном складе!.. Евстигней Харитоныч, не одолжишь бричку?

– Непременно! И поедем вместе. Крайне любопытно, кому же вздумалось пощекотать нервишки вымогательством?

– Свешников, поедешь со мной! – приказал полицмейстер. – На дежурстве оставим кого-нибудь из толковых рядовых.

Спустя минуту Хитрово-Квашнин, Меньшиков и унтер-офицер сели в бричку и тронулись вслед за дрожками Ракова. Проезжая мимо собора, они слышали, как служилась в нем обедня. «Благословенно царство Отца, и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков», возглашал протоиерей. «Аминь», слаженно подпевал ему хор. Митрофану было приказано сохранять дистанцию между экипажами в полусотню саженей. Спустившись по Соборному спуску, дрожки миновали Вознесенский храм, бывший когда-то соборным, и, преодолев подъем Церковной улицы, через два квартала подкатили к Дубовой роще или Воронежскому саду, учрежденному на окраине Петродара в 1806 году указом императора. Купец слез на землю и углубился в рощу. Подойдя к старой раскидистой липе, он украдкой посмотрел по сторонам и засунул в дупло то, что дал ему полицмейстер. Затем перекрестился, вернулся к дрожкам и поехал обратно. Бричка же, проехав дом Терпугова, притормозила на противоположной стороне Церковной, у жилища мещан Токаревых, откуда хорошо просматривалась вся округа. Митрофан по приказанию хозяина спрыгнул с козел и cтал для вида подтягивать упряжь. Полицмейстер со Свешниковым, оставаясь в кузове брички и сжимая оружие, внимательно следили сквозь стеклышко задернутой занавески за той частью рощи, где росла старая липа. Вот мимо нее, весело гомоня, промчалась стайка мальчишек, проковылял, опираясь на клюку, седовласый старик с сумой через плечо, прошли двое молодых горожан в сюртуках, ведя оживленный разговор. Показалась женщина средних лет в истертом салопе и сером, видавшим виды платке. Оказавшись невдалеке от липы, она вдруг быстро засеменила к ней, сунула руку в дупло и, вытащив кусок бумаги, заторопилась к другому концу рощи.

– Ее послали, – сказал Меньшиков, обменявшись взглядом с Хитрово-Квашниным. – Что ж, она приведет нас к кому надо… Свешников, следуем за ней!

Полицмейстер с унтер-офицером, оставив кузов, бросились по стопам женщины и быстро исчезли в зелени рощи. Хитрово-Квашнин минут десять провел в томительном ожидании. Кто набрался смелости подкинуть купцу письмо с угрозами, думал он. Может, это одиночка? Какой-нибудь торговец, попавший в отчаянное положение? Или промотавшийся дворянин? Послал горожанку к дуплу и поджидает ее на другом конце рощи… Лишь бы этот подлец ничего не заподозрил! А если все затеяла группа мошенников?.. Неуж-то Ракову и впрямь угрожает смертельная опасность?.. Наконец, среди стволов деревьев замелькали мундиры полицейских. Меньшиков шел впереди, и по выражению его лица ничего нельзя было понять. Дело прояснилось, когда он сел в бричку и заговорил: