Убийство моей тетушки. Убить нелегко - [8]
– Сегодня чудесный день для прогулки, мистер Эдвард, – продолжал почтмейстер. – Только боюсь, что вам тяжеловато будет тащить эту штуку обратно в Бринмаур. Вообще-то Дэвис мог бы занести ее завтра утром, нам ведь теперь известно, что она принадлежит вам, – кстати, простите, мне придется попросить у вас за нее что-нибудь вроде расписки. Но мне было сказано, что вы непременно желали заполучить книжки сегодня. Впрочем, я уверен, сэр, что теперь вы сами убедились, как приятно в такой денек погулять пешком, и вряд ли у вас появится желание тратить время на чтение.
Я бы предоставил ему спокойно молоть языком и дальше, но повторное упоминание о прогулке меня насторожило. Дело казалось нечистым.
– Да я вовсе и не гулял, – заметил я. – Это занятие редко приносит мне удовольствие.
– В самом деле, мистер Эдвард? – Хьюз водрузил очки на вспотевший лоб. – А я подумал, что вы пришли пешком. Шума машины не слышал.
– И не могли слышать. Она осталась за углом, у поворота на Бринмаур, – ответил я и быстро вышел, запечатлев последнюю фразу в его голове в полном соответствии со своим намерением. Последняя фраза всегда остается на памяти – тут уж нет никаких сомнений.
Сердце у меня, можно сказать, пело, когда, завернув на Бринмаур, я извлек из-за изгороди канистру. Затем бросил взгляд назад, на здание почты. Хорошо все-таки, что Хьюз возится у себя в лавке, да к тому же ревматизм не позволяет ему проворно карабкаться по лестнице, а то, еще чего доброго, он заметил бы меня через окно… Но, подняв глаза к последнему, я, к своему ужасу, заметил, как за ним колыхнулась уродливого вида портьера. Нет, так не пойдет. Никто не должен застать меня врасплох! Поддавшись инстинктивному приступу паники, я быстро спрятался за дерево – откуда, по всей вероятности, мог наблюдать, сам оставаясь невидимым. Больше портьера не шелохнулась. Я подождал еще несколько минут, а потом уныло поплелся в свой «горный поход».
Происшествие это меня встревожило. Готовность Гербертсона нарушить правила и самолично доставить бензин к машине, его с Хьюзом необыкновенная сердечность, замечание, оброненное почтмейстером – как он сказал? «А я подумал, вы пришли пешком»? – все это очень подозрительно. И почему же он так «подумал», интересно? Да, помню, тетка звонила ему насчет книг, и я уверен, у нее хватило нахальства упомянуть, что я спущусь за ними на своих двоих. Правда, так и вышло, но я совершенно не собираюсь признавать этого факта ни перед ней, ни перед стариком Хьюзом. Если бы только я был надлежащим образом подготовлен к разговору, я бы обеими руками ухватился за его предложение отослать книги завтра утром с Дэвисом. А я что сделал? Выдал ему расписку и с тем удалился. Ужасно легкомысленно. Нельзя ли как-нибудь исправить дело? Надо подумать.
Но не сейчас. Все эти странные инциденты в Ллвувлле, как бы ни были они незначительны, все же оставили странное впечатление. А вот если вдруг – допущение само по себе жуткое – тетка все это подстроила и теперь поджидает моего возвращения прямо на дороге? Ловушка внезапно показалась мне столь вероятной, что, хоть я и был тяжело навьючен – в одной руке канистра с бензином, в другой – бандероль, – без малейшего промедления нырнул через плохо заделанное отверстие живой изгороди прямо в чистое поле. Пасшиеся там коровы и овцы некоторое время развлекались преследованием моей персоны, но мне удалось разом преодолеть перелаз в ближайшем конце пастбища – даже позорно бежать не пришлось.
О событиях следующего часа я предпочитаю не распространяться. Мне пришлось петлять извилистыми тропами только для того, чтобы спуститься в Лощину чуть в стороне от основной трассы. С внутренней географией лесов я – естественно! – знаком слабо, так что слегка заплутал. Несколько раз мне приходилось залезать на довольно отвесные кручи – и немедленно, как полагается в здешних дурацких местах, спускаться резко вниз. В конце концов я сумел благополучно добраться до «Ла-Жуаёз». С каким же удовольствием я поехал обратно домой, создавая мотором столько шума, сколько только можно: пусть тетя за версту услышит о моем триумфальном возвращении! Конечно, одежду потом пришлось сменить, но я благоразумно позаботился о том, чтобы свежая рубашка тоном и фасоном напоминала прежнюю, – не мог же я позволить старухе заметить подмену. Правда, весьма заметную и болезненную царапину от ежевичной ветки на лице замаскировать не удалось. В общем, к вечернему чаю я слегка опоздал.
– Ну как? – с ходу поинтересовалась тетка, даже не удосужившись дожевать кусок пирога. – Хорошо прогулялся?
– Прогулялся? – Льщу себе надеждой, что маневр с удивленно поднятыми вверх бровями мне удался.
– Ну да, вон же у тебя опять какой-то из этих дрянных романов.
– Это правда. – В дискуссию о сравнительных достоинствах французской и английской литературы я не дам себя втянуть хотя бы потому, что ни о той, ни о другой тетя не имеет никакого представления.
– Стало быть, ты за ними сходил! – Она слегка подалась вперед на своем стуле с очень прямой спинкой и пристально, даже агрессивно, уставилась на меня.
