Убийство Моцарта - [45]
– Что же сказал господин Тотхилл? – спросил Джэсон. Тотхилл поспешил объяснить:
– Сейчас в Лондоне дают немало фортепьянных концертов для знати и других богатых людей, иногда их посещают даже члены королевской семьи. А у вас есть талант, и вы можете позволить себе развлечься. У вас, господин Отис, чрезвычайно живой ум. Чего вы только не придумали о Моцарте.
– Вы мне не верите?
– Отчего же, у нас в Англии богатые люди тоже подчас позволяют себе всякие чудачества. От этого они только становятся более интересными. – Если бы его жена, подумал банкир, могла обеспечить ему приличный пожизненный доход с условием, что он бросит занятия музыкой, он бы с искренней признательностью принял сей щедрый дар. – Почему бы вам не продолжить музыкальное образование под руководством господина Эттвуда? Вполне достойный выбор. А я бы снял для вас дом не хуже вот этого. Он обойдется вам от пятидесяти до ста фунтов в год. Заметив колебания Джэсона, Эттвуд прибавил:
– Знакомство со мной откроет вам доступ во многие аристократические дома Лондона. Заметьте, я даю уроки лишь талантливым ученикам.
– Но пока вы не сказали, есть ли у меня способности?
– Ваши произведения исполняются публично, значит, при наличии соответствующей подготовки все образуется само собой.
Джэсон посмотрел на присутствующих. О'Келли выглядел заинтересованным; на лице Тотхилла застыла неживая улыбка; Браэм задумчиво хмурился. Лицо Деборы выражало то покорность, то волнение. В ожесточении Джэсон подумал, что она его не послушается, что она никогда не слушала его музыку, можно сказать, никогда ее не слыхала; что она готова войти в заговор с Тотхиллом и Эттвудом, только бы удержать его здесь.
– Когда я пришла сюда сегодня, то не думала, что так трудно будет принять решение, – вдруг сказала Дебора.
– Вы дали мне основание думать, что предпочитаете Лондон Вене, – ответил Тотхилл. – Вы могли бы отлично здесь устроиться, госпожа Отис.
– Да, Лондон мне по душе. Мне бы хотелось здесь поселиться. Но теперь я вижу, что мы еще многого не знаем о Моцарте.
– Уж не думаете ли вы, что он был отравлен? – изумился Эттвуд.
– Нет, не думаю. И все же после того, что нам рассказали господа О'Келли и Браэм, у меня возникли некоторые сомнения.
– Будь я помоложе, я бы непременно отправился в Вену, – с внезапной горячностью произнес О'Келли. – Я бы побеседовал с Констанцей, с Софи, со всеми, кто хорошо знал Моцарта.
Эттвуд бросил на О'Келли раздраженный взгляд, словно обвиняя его в предательстве, но старого тенора уже нельзя было остановить.
– На вашем месте, господин Отис, я бы отправился немедля, – повторил он.
– У меня для вас письмо, господин Отис. От вашего тестя, – неожиданно объявил Тотхилл.
– Почему вы не отдали мне его раньше? – спросил Джэсон.
– Я увлекся беседой.
Но Джэсону показалось, что конверт уже вскрывали.
«Уважаемый господин Отис! – прочитал он. – Надеюсь, что это письмо дойдет до вас в целости и сохранности. Я не знаю вашего лондонского адреса и поэтому посылаю его через уважаемого господина Куинси Пикеринга.
Сам я приболел, но дело не в этом. Брат сообщил мне, что Сальери с каждым днем слабеет и, видимо, долго не протянет. Сальери совсем уже старик, ему за семьдесят, и, наверное, для вас это последняя возможность повидаться с ним. Эрнест сам не может похвалиться здоровьем, он пишет, что и жена Моцарта болеет, да и дни его сестры тоже сочтены. Печально, что многих из тех, кто знал Моцарта, уже нет в живых, и каждый новый день грозит утратой свидетелей.
Прошу вас, поскорее отправляйтесь в Вену.
Вы, наверное, собрали немало ценных сведений и, может быть, наконец-то, через столько лет, правосудие свершится. Мой брат узнал, где находится Сальери, он знаком со служителем этой лечебницы, и если вы вовремя приедете в Вену, вам, возможно, удастся повидать Сальери.
Ваш стареющий, но преданный друг.
Отто Мюллер».
– Ну, что? – нетерпеливо спросила Дебора.
– Сальери слабеет. И жена Моцарта тоже нездорова. – Джэсон не хотел посвящать никого, даже Дебору, в свои планы.
– Скажите, господин Браэм, – спросила вдруг Дебора, – упоминала ли Кавальери в письме, как Сальери отнесся к болезни Моцарта?
– Нет, – ответил Браэм. – Удивительно, что я и это-то запомнил.
– Поистине удивительно, – сухо заметил Эттвуд. Уже у дверей О'Келли посоветовал Джэсону и Деборе:
– Если вы встретите кого-то, кто знает о последнем ужине Моцарта в обществе Сальери и певицы, к примеру, Софи или Констанцу, а может, и самого Сальери, постарайтесь разузнать, что пил и ел Моцарт и как это на него подействовало.
Дебора доверительно взяла О'Келли под руку и сказала:
– Сомневаюсь, удастся ли нам отыскать доказательства тому, что Моцарт был отравлен, но теперь я понимаю, что у мужа есть основания подозревать нечистую игру. И весьма веские основания.
– Согласен с вами, госпожа Отис, – сказал О'Келли. – Но если подозрения вашего мужа оправдаются, положение станет серьезным и даже опасным. Вена полна интриг и в наши дни.
– Что же вы советуете? – спросил Джэсон.
– Торопитесь! Будьте настороже. Обдумывайте каждый шаг. И никому не доверяйте!
11. Путешествие продолжается
«Нагим пришел я…» – это биографический роман о жизни и творчестве великого французского скульптора Огюста Родена. Дэвид Вейс (хорошо известен его роман о жизни В. А. Моцарта «Возвышенное и земное») – большой мастер биографического жанра сумел создать в романе «нагим пришел я…» художественный образ Родена, нарисовать живо и интересно эпоху, в которую он жил и творил, его окружение.
"Возвышенное и земное" – роман о жизни Моцарта и его времени. Это отнюдь не биография, документальная или романтизированная. Это исторический роман, исторический – потому, что жизнь Моцарта тесно переплетена с историческими событиями времени. Роман – потому, что в создании образов и развития действия автор прибегал к средствам художественной прозы.
Ларри Кинг, ведущий ток-шоу на канале CNN, за свою жизнь взял более 40 000 интервью. Гостями его шоу были самые известные люди планеты: президенты и конгрессмены, дипломаты и военные, спортсмены, актеры и религиозные деятели. И впервые он подробно рассказывает о своей удивительной жизни: о том, как Ларри Зайгер из Бруклина, сын еврейских эмигрантов, стал Ларри Кингом, «королем репортажа»; о людях, с которыми встречался в эфире; о событиях, которые изменили мир. Для широкого круга читателей.
Авторы обратились к личности экс-президента Ирака Саддама Хусейна не случайно. Подобно другому видному деятелю арабского мира — египетскому президенту Гамалю Абдель Насеру, он бросил вызов Соединенным Штатам. Но если Насер — это уже история, хотя и близкая, то Хусейн — неотъемлемая фигура современной политической истории, один из стратегов XX века. Перед читателем Саддам предстанет как человек, стремящийся к власти, находящийся на вершине власти и потерявший её. Вы узнаете о неизвестных и малоизвестных моментах его биографии, о методах руководства, характере, личной жизни.
Борис Савинков — российский политический деятель, революционер, террорист, один из руководителей «Боевой организации» партии эсеров. Участник Белого движения, писатель. В результате разработанной ОГПУ уникальной операции «Синдикат-2» был завлечен на территорию СССР и арестован. Настоящее издание содержит материалы уголовного дела по обвинению Б. Савинкова в совершении целого ряда тяжких преступлений против Советской власти. На суде Б. Савинков признал свою вину и поражение в борьбе против существующего строя.
18+. В некоторых эссе цикла — есть обсценная лексика.«Когда я — Андрей Ангелов, — учился в 6 «Б» классе, то к нам в школу пришла Лошадь» (с).
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.
Патрис Лумумба стоял у истоков конголезской независимости. Больше того — он превратился в символ этой неподдельной и неурезанной независимости. Не будем забывать и то обстоятельство, что мир уже привык к выдающимся политикам Запада. Новая же Африка только начала выдвигать незаурядных государственных деятелей. Лумумба в отличие от многих африканских лидеров, получивших воспитание и образование в столицах колониальных держав, жил, учился и сложился как руководитель национально-освободительного движения в родном Конго, вотчине Бельгии, наиболее меркантильной из меркантильных буржуазных стран Запада.