ИЗ ПРЕДИСЛОВИЯ АВТОРА К ЛОНДОНСКОМУ ИЗДАНИЮ
Книга эта – исторический роман, а отнюдь не биография, документальная или романтизированная. Исторический – потому, что жизнь Моцарта тесно переплетена с историческими событиями времени, и, следовательно, эта книга является также и историей его времени. Роман – потому, что в создании образов и развитии действия автор прибегал к средствам художественной прозы. Однако труд этот никак не полет фантазии.
Все внешние обстоятельства в ней подлинные. Улицы, дома, дворцы, города, мебель, одежда – весь быт второй половины восемнадцатого века – описаны такими, какими они были при жизни Моцарта.
События развиваются в строгом хронологическом порядке. Поразительные совпадения, встречающиеся в романе, отнюдь не вымысел автора, так было в действительности. Ни один факт автором не подтасован. Ни одна любовная истории не придумана интереса ради. Все произведения Моцарта, упомянутые в книге, точно соответствуют датам, указанным в тематическом каталоге Кёхеля. Автор приводит много документов, и все они достоверны. Все лица, с которыми читатель познакомится, жили в действительности. Повествование нигде не выходит за рамки исторических фактов.
Жизнь Моцарта тщательно документирована. Многие современники оставили нам свои воспоминания о нем, поскольку он стал знаменитостью с шести лет. Список литературы о Моцарте огромен, почти все факты его жизни хорошо известны. Сохранилась обширная переписка Моцарта и переписка его отца – великолепная летопись их века, мест, где они побывали, настроений, владевших людьми в то время, и поэтому часто мир Моцартов показан сквозь призму их собственных впечатлений.
И все же в биографии Моцарта есть белые пятна – это касается также его мыслей и чувств; и, желая по возможности заполнить эти пробелы, автор решил, что лучшей формой для жизнеописания Моцарта будет исторический роман. Необходимо было воссоздать силой воображения и соответственно мотивировать различные ситуации и высказывания, Моцарт прожил бурную жизнь; в ней было все: рискованные приключения, упорная борьба, взлеты и падения – она словно предназначена для романа. Но даже в тех случаях, когда то, или иное событие, создано воображением автора и по-своему истолковано им, оно всегда соответствует образу героя и исторически правдоподобно, иными словами, если какое-либо событие и не имело места в действительности, нечто подобное вполне могло произойти.
Благодаря обширной переписке Вольфганга и Леопольда Моцартов нам известна их манера выражать свои мысли; автор стремился по возможности ее сохранить, избегая, однако, архаизмов. К тому же Вольфганг, который был весьма остер на язык, нередко цитировался современниками, и потому, где только можно, приведены его подлинные слова. И хотя было бы самонадеянностью считать себя способным раскрыть всю правду, непререкаемую и единственную правду о Моцарте, автор все же полагает, что эта работа прольет новый свет на его жизнь, на его характер, его мысли и чувства.
Книга эта – плод целой жизни. Автор старался писать о Моцарте так, как сам Моцарт писал свои произведения, – предельно просто и ясно; стремился изобразить его без предубеждения, без робости и лести, таким, каким он был. Музыка Моцарта – вот что вдохновляло автора в работе над книгой все эти годы. И если бурное и суетное существование всего рода человеческого может найти себе оправдание в творениях одного человека, то Моцарт, несомненно, был таким человеком.
Дэвид Вейс
г. Нью-Йорк, Ноябрь 1967 г.
ЭПИТАФИЯ В. А. МОЦАРТУ
Здесь обитает Моцарт,
Он верил в Нечто,
Чему названья нет,
И нету слов, чтоб это объяснить.
Он музыкой сумел сказать об этом.
Когда он умер,
Был отнят лишь его телесный облик.
Сказали, что его не опознать,
И труп зарыли в общую могилу.
Но мы предпочитаем верить,
Что никогда он не был похоронен,
Поскольку никогда не умирал.
Внемлите.
Стаймин Карпен,Перевод Д. Самойлова.
– Вот этот совсем другой!
В действительности Леопольду Моцарту, рассматривавшему своего новорожденного сына, хотелось сказать: "Этот будет другим», – но он побоялся, что такую самонадеянность можно счесть за непокорство воле божьей. И все же он повторил, обращаясь скорее к себе: «Этот совсем другой». Будто убеждать надо было одного себя. Слова, повторенные дважды, ободрила ого на какое-то время. Он примирился даже с убогой, тесной и низенькой спальней на третьем этаже дома номер девять по Гетрейдегассе.
В момент появления на свет младенца Анна Мария Моцарт хотела знать только одно: будет ли ребенок жить. Ведь столько детей умерло – пятеро из шести, подумала она с ужасом, от которого ее не спасала даже вера в промысел божий.
Повитуха, принявшая младенца минуту назад, в нерешительности держала его в руках, словно не зная, что делать дальше. И все же она была лучшей акушеркой в Зальцбурге, именно поэтому Леопольд и нанял ее. В этом городе одни только повитухи и могут быть уверены в завтрашнем дне, невесело подумал он; уж они-то зарабатывают больше музыкантов.
Младенец не шевелился, и Леопольду сделалось страшно. Разве бывает, что новорожденный молчит? Все нормальные младенцы плачут. Сам Леопольд Моцарт гордился своим крепким здоровьем. В тридцать шесть лет он, как и остальные музыканты при дворе архиепископа зальцбургского Шраттенбаха, был занят выше головы. В качестве помощника капельмейстера Леопольд давал уроки музыки, обучал хор мальчиков, играл на скрипке в придворном оркестре и был придворным композитором, ко с внезапным ужасом он подумал: если младенец умрет, жизнь потеряет всякий смысл. Здоровье Анны Марии и так уж подорвано частыми родами, еще об одних нечего и помышлять. Правда, Наннерль, которой не было и пяти, уже училась играть на клавесине, но она ведь девочка…
