Убийство Генриха IV - [6]

Послеполуденное заседание парламентариев в монастыре Августинцев шло, как всегда, важно и неспешно. Первый президент г-н де Арле пребывал дома, в постели, ибо страдал подагрой, и председательствовал г-н Потье. «В четыре с половиной часа, когда г-н Ле Бре, королевский адвокат, произносил речь в защиту г-жи де Живри, было замечено, что адвокаты и прокуроры шепчутся между собой. Было слышно шушуканье и видно, что сидящие в зале встают, выходят, заходят и движутся, словно пораженные неким новым слухом, что чрезвычайно мешало г-ну королевскому адвокату»[20]. Другой королевский адвокат, г-н Сервен, «призвал всех сесть и замолчать. Г-н Ле Бре продолжил, и по завершении его речи г-н председатель, заслушав мнения господ советников, присутствующих на заседании, объявил, что суд направляет обе стороны в Совет», то есть передает тяжбу на рассмотрение Королевского совета. «Г-н Сервен немедля велел передать г-ну президенту, дабы тот велел приставу стукнуть об пол жезлом, как принято делать, когда пробил час. Общество, поднявшись, удалилось в маленькую низкую комнатку близ того места, где происходило заседание. Г-н Сервен сообщил: один из его людей сказал ему, что некий дворянин велел ему передать, будто бы король у себя в карете был ранен. Однако слух ширился, и уже все дворяне скакали верхами по улицам, с обнаженными шпагами, и на Новом мосту вмиг появились гвардейцы короля, к великому удивлению всего города». А вот «господа из парламента не были уверены в правдивости сказанного». Некоторые из них удалились по домам. Оставшиеся сочли нужным запросить г-на первого президента, «каковой послал сказать г-ну президенту Потье, что просит его не покидать монастырь Августинцев и задержать всех господ советников, которые там остались. И что он будет у них столь же скоро, как и пристав, что он велел одевать себя, дабы его принесли». Пока первый президент готовился, прибыл мэтр Луи Доле, адвокат парламента и генеральный прокурор королевы, который от имени последней «сказал ему: пусть в связи с этим злополучным и плачевным происшествием направится в парламент, дабы собрать общество, и не побуждает оное ни к чему, пока не получит от нее вести, мол, она этого желает и ожидает от него. Тогда означенный господин первый президент попросил советника парламента, каковой был у него и теперь возвращался к Августинцам, сказать г-ну президенту Потье: пусть тот велит приставам идти по домам всех господ из общества и оповестить их, дабы немедля прибыли к Августинцам, что и было исполнено.

Некоторые из членов общества, получив это извещение, полностью уверились в смерти короля, однако не оглашали этого мнения открыто. Большинство же полагало только, что король ранен, говоря, что это пустое.

Когда г-н первый президент прибыл и сел на свое место, г-н де Бомон, его сын, велел передать через пристава, что ему поручено королевой обратиться к суду; его впустили. Он сказал, что королева велела ему прибыть в парламент от ее имени и сказать: она просит суд совместно обдумать все, что необходимо сделать в столь чрезвычайном случае, принять доброе решение, причем столь срочно, насколько возможно, и дать об этом знать ей. На что г-н первый президент сказал: „Вы можете доложить королеве, что видели общество собравшимся именно ради того, чего она желает, и весьма настроенным послужить королю и государству"». Парламент был готов принять решение, но нужно было знать какое. Что в действительности сталось с королем? Суд решил отправить людей короля в Лувр, чтобы выяснить истину о предполагаемой смерти государя. В отсутствие прокурора Его Величества туда отправились два королевских адвоката и увидели удручающее зрелище. «Невозможно выразить на письме изумление и скорбь, каковые читались на лицах собравшихся и выражались жестами, печалью во взглядах и невероятным молчанием, прерываемым вздохами». По возвращении королевские адвокаты обнаружили общество сильно пополнившимся. Они сказали, что нашли королеву «весьма заплаканной», при ней были король — ее сын, г-н канцлер, несколько принцев и сеньоров, и, «заливаясь слезами», признали, что видели на ложе тело покойного короля. Тогда-то это собрание важных, суровых, сдержанных людей разразилось «такими поразительными криками и стенаниями и такими слезами, исторгнутыми из глубины сердца, что можно было понять: каждый оплакивает своего отца и короля»[21].

Эта новость распространилась за пределы здания, приведя парижан в «ужас и изумление». «Лавки закрываются; кричит, плачет и причитает всякий, великие и малые, молодые и старые; жены и девицы рвут на себе волосы…»[22]

Генрих IV был мертв. То, что произошло, можно быстро выяснить по различным описаниям. В два-три часа пополудни король велел заложить карету, чтобы ехать в Арсенал для совещания с герцогом де Сюлли, суперинтендантом финансов. Он покинул Лувр в сопровождении герцога де Монбазона, герцога д’Эпернона, маршалов де Лавардена, Роклора, Лафорса, маркиза де Миребо и своего первого шталмейстера Лианкура. Витри, дежурный капитан его гвардейцев, «спросил, угодно ли Его Величеству, чтобы капитан сопровождал его. — Нет; ступайте лишь туда, куда я приказал, и привезите мне ответ. — По крайней мере, государь, я оставлю вам своих гвардейцев. — Нет, мне не нужны ни вы, ни ваши гвардейцы; я не хочу, чтобы кто-либо окружал меня». И Витри направился во дворец, чтобы поторопить с приготовлениями ко въезду королевы, а гвардейцам велел оставаться в Лувре. Короля сопровождало лишь небольшое число его дворян, одни — в карете, другие — верхом, и несколько пеших слуг. Генрих IV сел в карету, все занавеси которой были отдернуты. Погода стояла хорошая, и король хотел видеть приготовления ко въезду королевы. Генрих IV сел слева и предоставил место справа д’Эпернону. Напротив сели Монбазон и Лаварден. Тронулись. Карета направилась к Тируарскому кресту, проследовала по улице Сент-Оноре, въехала на улицу Ла Ферроннери, идущую вдоль большого кладбища Невинноубиенных, узкую и тесную, и там застряла в пробке: с одной стороны — телега, груженная вином, с другой — воз с сеном. Грамоты Генриха И, данные в Компьене 14 мая 1554 г., предписывали снести хижины, лавки и ларьки вдоль улицы Ла Ферроннери, загромождавшие проезд, но — как и большинство законов и распоряжений во Франции, по словам современников, — эти предписания исполнены не были. Королевская карета остановилась напротив дома нотариуса по имени Путрен. Большинство пеших слуг пошло по кладбищу Невинноубиенных, чтобы встретить карету короля в конце улицы. Осталось лишь двое, но один прошел вперед, чтобы разогнать затор, а другой остановился и нагнулся, перевязывая подвязку на ноге. Король и сеньоры, сидевшие в карете, были заняты своим делом. Их внимание было поглощено чтением письма, которое король передал д’Эпернону, потому что не взял с собой очков. Вероятно, это была записка графа де Суассона, который был недоволен и только что удалился от двора.